Незаметно накатил обычный средневековый парижский вечер. Хозяева домов накрепко закрывали ставни первых и вторых этажей, запирали на крепкие засовы прочные двери. За окнами пропевали свои последние вечерние серенады окрестные петухи, изредка полаивали собаки, давая понять хозяевам, что службу они несут и не зря едят свой хлеб. В пику им парижские воры тихо, не привлекая внимания, выходили на свой опасный и нелегкий промысел, а пылкие влюбленные мужчины занимали места под окнами в темных переулках, ожидая тайного знака от своих прекрасных дам, чтобы влезть в окно и предаться плотским наслаждениям. Нередко эти же влюбленные, погрузившись в сладкие грезы и потеряв бдительность, становились жертвами тех самых парижских воров, которых воспели в своих бессмертных произведениях классики французской литературы Золя, Стендаль и Гюго. И если отвага и острая рапира их все же не спасали, то утром их несчастные тела с перерезанным горлом или проткнутой грудью, с пустыми карманами или вовсе без одежды, вылавливали рыбаки из Сены. Вот так, вдохновляющая любовь и печальный исход жизни смерть – заложенная природой страсть к совокуплению с предметом обожания и страсть к наживе любым путем, даже совершая убийство, соседствовали на парижских улицах, по которым Демьян шел, озираясь со слугой своего друга книготорговца Оле Вормса. И дело его было отнюдь не любовным и не криминальным, он шел на сияющее пламя огня, излучающего Свет Великого Знания – еще одна сильнейшая страсть человечества, страсть к научным знаниям. Ради которой, гордо подняв голову, взошел на костер Джордано Бруно. Чутка не дотянул до самоотверженного подвига, но все же в последний момент невнятно пробормотал, так чтобы не услышали инквизиторы, свои не менее великие слова великий Галилей. Возможно, и Демьян хотел в некотором роде приобщиться к великим научным подвигам, но он испытывал двойственное ощущение от своего предприятия. С одной стороны ему очень не хотелось идти, ночью в анатомический театр, а с другой стороны… А с другой стороны – разве у него был другой выбор?
– Сюда, за мной, синьор, – изредка тихо шептал слуга.
А маршрут представлял собой достаточно сложный квест. Пройти и не вляпаться во что-нибудь дурно пахнущее, не налететь в темноте на стену, не столкнуться со столбом, не провалится в яму или не напороться на засаду дерзких грабителей, было сложно. Демьян невольно поглаживал в кармане, половинку старой римской монеты, оберег от парижского гоп-стопа, а в остальном, чертыхаясь про себя, всецело доверился навыкам ориентирования и чутью слуги Оле Вормса по имени Пикке. Тот вел умело, лишь изредка доставал из-под плотного шерстяного плаща небольшой жестяной фонарь со свечой и, подняв над головой, указывал пальцем направление движения. Демьян пытался хоть что-то разглядеть в направлении пальца Пикке, но, не будучи коренным парижанином, каждый раз оставлял эту безнадежную затею и просто шел.
Наконец, после долгих запутанных хождений по извилистым и узким улицам они уперлись в массивную деревянную дверь особняка на окраине Парижа.
– Здесь, сеньор, – тихим, но торжественным голосом сказал Пикке, – дальше вы пойдете один, мой господин строго-настрого запретил мне проходить через эту дверь.
– А где он сам, кстати? – спросил Демьян.
– Моего господина задержали коммерческие дела, но не беспокойтесь, он придет чуть погодя.
«Ну да, конечно, коммерческие дела», – с сарказмом подумал Демьян, – «небось, надышался какой-нибудь дряни в своем подвале и сидит сейчас со своим воображаемым приятелем, бесом по имени Перупта Мим, торгуется, продавая ему свою душу. Наверное, в этом закрытом сообществе нужен какой-то инвайт от него».
Он спросил слугу Оле Вормса.
– А меня пустят без твоего господина?
– О да, сеньор! Все предупреждены, что вы близкий друг моего господина и пользуетесь его безграничным доверием. Я же буду ожидать здесь снаружи.
«Интересно», – подумал Демьян, – «сколько таких доверчивых уже оказалось в цепких лапах преподобного Томазо. Как-то слишком просто Оле Вормс доверился мне».
Пикке прислонился спиной к стене и тут же задремал чутким сном слуги. Демьян посмотрел на него, покачал головой, ну прямо, как дневальный дух первогодок на тумбочке. Он мог бы проспать грохот ударной волны от ядерного взрыва, или выдержать удар молнии в свою голову, но расслышал бы тихий щелчок пальцами своего господина в безвоздушном пространстве космоса на расстоянии пары парсеков. Демьян постучал в дверь. Ждать пришлось довольно долго, он уже хотел толкнуть в бок Пикке, но наконец-то раздался скрежет открываемой маленькой дверцы, заменяющей в средневековье оптический глазок, и из полумрака сверкнули чьи-то внимательные глаза.
– Ave, Frater! – сказал Демьян.
– Ave, Frater! – ответили глаза.
Но дверь так никто не открыл.
– Что ищешь здесь? – спросили глаза.
– Я месье Демьян Садко, пришел по приглашению книготорговца Оле Вормса для…
Демьян замолчал. Он не мог открыто назвать причину того зачем он сюда пришел. А «глаза» тоже хранили молчание, лишь продолжали поблескивать в полутьме помещения.