Немного погуляв по городу, Лев вернулся домой. Уже на подходе к воротам обогнал парочку. Высокий мужчина кавказской наружности, лет пятидесяти пяти, обнимал за талию молоденькую девушку. Загорелые, праздные, счастливые. Юная особа хихикала, то и дело произнося: «Ну, хватит пошлить, Мераб». Лев обеспокоился за свой сон. Если стены в доме тонкие, буфер в одну комнату от их стонов не убережет. Мераб — это и есть тот грузин, что по утрам пьет на пляже вино, а вечером, как выразилась Джульетта, «отдыхает». Не может же на небольшом участке в один квартал поселиться два грузинских Мераба.
Еще раз ополоснувшись, Лев задвинул шторы и лег спать. За окном концертировали сверчки и жабы. Он закрыл глаза и начал медленно погружаться в свои мечты. Вот он поднимается в салон частного реактивного лайнера. Ему улыбается стюардесса, выписанная с Филиппин. Отдает честь командир корабля, бывший пилот королевских ВВС Британии. Он подтянут, сосредоточен и готов поднять обтекаемый красавец-самолет в небеса. В салоне звучит Бенни Гудмэн, а не Бока. Льву приносят виски, и он смакует напиток, обдумывая детали предстоящей в Брюсселе сделки. «Learjet» набирает заданную высоту, и Лев проваливается в сон.
Сон был нарушен около полуночи.
— Лев! Л-е-е-в! Где ты, мой еврейский мальчик?! — вопила на весь коридор Джульетта.
В придачу к столь трагичному надрыву в голосе недоставало вопроса: «Куда ты сбежал?» Наверное, когда цирк или зоопарк покидает лев, служащие орут именно такими истошными голосами. Сверчки, жабы, ор Джульетты и лай собаки, днем не напрягавшей себя службой. Лев впрыгнул в пластмассовые тапочки и бросился к двери. Он был в семейных трусах со скелетами и тапочках. На груди тревожно подпрыгивала золотая гексаграмма Маген Давида. Посреди коридора стояла взывающая к небесам Джульетта. На пол ниспадала голубенькая ночнушка. Льву показалось, что усики женщины топорщатся. Как у моей покойной бабушки Эсфирь, подумал Лева. Ладони голосящей то взмывали ввысь, то указывали на открытую дверь, из-за которой доносился девичий плач. Волю в кулак и побольше наглости. Все, как говорит папа. Лев вбежал в комнату и замер. На большой двуспальной кровати лежало два тела. Сверху Мераби. Грузинский курортник напоминал рухнувшего плашмя Икара. Перья заменяла густая черная растительность. Ранее самцов с шерстью на спине Лев видел только в зоосаде. Руки Мераба были широко раскинуты в разные стороны. Ноги вытянуты как у пловчихи-синхронистки.
Под обмякшим возмутителем спокойствия, пытаясь высвободиться, ерзала та самая девушка, просившая Мераба не пошлить.
— Уберите его! Уберите, — молила девчушка и вновь начинала тяжело всхлипывать.
Лев боялся покойников. Он боялся смотреть на них, а дотронуться до безжизненного тела для него было подвигом.
— Кто вы, девушка? — неожиданно спросил он.
— Я… Я Ирина Силантьева. Я… Я из Камышина… Я парикмахером работаю… В салоне «Бриз». Да уберите же вы его!!!
Зажмурив глаза, Лев подошел к ложу. Упершись в бок Мераби, перекатил тело. Теперь грузинский курортник лежал на спине. Рот открыт, голова запрокинута.
— Умер-р-р! Мер-р-р-аби умер-р-р! — заорала Джульетта. — Скор-р-р-ая! Ско-р-р-ая!
— Да хватит рычать! Скорую не звать, а вызывать нужно!
— Я вызвала. И я не рычу. У нас выговор такой — рычащий.
Ирина, укутавшись в принесенный Джульеттой халатик, вжалась в небольшое кресло. Дрожащей рукой она то и дело подносила к губам стакан с коньяком. Артак, обняв сестру, гладил ее по голове и говорил по-армянски что-то успокоительное. Как и на вокзале, он появился из ниоткуда. Медики укладывали подключенного к системе Мераби на носилки.
— А я думал, что он умер, — неожиданно произнес Лев.
— Такой большой, а покойника от живого человека отличить не можешь, — заметил молодой врач. — Он же теплый, а по ситуации, в которой мотор дал сбой, можно сказать, что даже горячий. Это ж мечта многих мужчин — закончить свой жизненный путь на бабе… То есть, прошу прощения, на женщине.
— Идиот, — тоненьким голоском проговорила Ирина и спросила после паузы: — А жить Мераби будет?
— Если так же, как жил, то будет. Но недолго. Хотя… Может статься, что и наоборот. Все зависит от меры и темпа. На Кавказе с этим проблемы. А по-другому и жить неинтересно.
Под окнами ухнула сирена неотложки. По потолку засеменили блики от огоньков мигалки. Джульетта пришла в себя и сердито бормотала на родном языке. Ирина, допивая коньяк, смотрела в одну точку.
— Ладно, я поеду, — подвел итог визиту Артак.
— А меня до гостиницы не довезете? — молящим голосом произнесла Ира.
— Не довезу. К сожалению, не довезу. Я уже на важную встречу опаздываю. Да и ехать мне в другую сторону.
На этих словах Артак с улыбкой подмигнул Льву. Парню показалось, что жабы стали голосистее, а сверчки и вовсе умолкли.
— Вы, Ирина укладывайтесь. Да и я спать пойду, пожалуй. У меня завтра день важный.
— Боязно мне одной оставаться после всего случившегося. Да тем более на этой кровати.
— Ну, тогда пойдемте ко мне. Вдвоем не так страшно.