Контрафакт

– Что ж вы, уважаемый, – говорят Классики незадачливому продавцу. Говорит обычно Гоголь, он-то и отыскал запретный плод, извлек три пачки своими длинными руками. Гоголь – исполнитель, а молчащий с непримиримым видом Лермонтов – как бы маленькое над ним сердитое начальство. Таково распределение ролей в этом хорошо отрежиссированном спектакле.

– Идите в комнату милиции, платите штраф две тысячи рублей.

– Да я, – мается продавец, – я не хотел, я не успел просто убрать.

– Штраф, – отрезает Гоголь, но не уходит с места событий, продолжает стоять и возмущенно пыхтеть. Лермонтов по-прежнему хранит молчание.

– Ребята, – приходит в себя продавец, – давайте я штуку отдам, и разойдемся.

– Не знаю, не знаю, – смягчается Гоголь. – И спрашивает Лермонтова: – Ну, как?

Тут Лермонтов снисходит до краткой речи. Он говорит:

– Но чтоб в последний раз!

Деньги оседают у Классиков в карманах. Администрация в лице господина Закатова знает это, но не препятствует. Ее заработок – плата за эксклюзив. Заработок Классиков – штрафы. Схема работает эффективно. Возле окошечка администрации на стене висит перечень книг, объявленных в эксклюзив. Даже – внимание! – перечень не только книг, но и серий, и целых издательств, находящихся в эксклюзиве. Издательство «Иволга», например, «Вагриус», «Титул», все атласы автомобильных дорог и не менее трех десятков учебников «Просвещения» с приложениями. Всего более восьмидесяти пунктов в этом списке.

Эксклюзив на целое издательство или на серию стоит гораздо дороже. Штрафов настричь можно тоже немало, так что движение денег в нужном направлении наличествует. Все путем.

– А как же антимонопольное законодательство? – спросит юридически грамотный читатель.

– А никак, – получит он повторное разъяснение. – На клубе свое законодательство. И не морочьте голову.

С конца декабря по десятое января в спортивном комплексе проходят новогодние елки. На эти дни книжники изгоняются из здания, склады запираются, фойе на всех этажах заливаются ярким светом и украшаются гирляндами воздушных шаров. И ничто здесь не напоминает о бурлившей еще вчера коммерческой жизни книжного клуба. Народ же клубный, пользуясь вынужденным перерывом, отдыхает в это время, выпивая и закусывая, Телевизор, который из скромного спутника жизни давно уже превратился в поводыря, начиная с 25 декабря подвигает на бражные свершения. В ночь на 25-е – католическое Рождество. И хоть среди клубников католиков не так уж много, а может быть, и вовсе нет, не отметить это событие никак нельзя. Телевизор доносит праздник из Штатов, Германии, Англии и храма Гроба Господня в Иерусалиме. Грандиозно же празднуют люди! Ну и мы здесь, в Выхине – с ними за компанию. Дальше идут проводы старого года, встреча нового, дальше – православное Рождество. Уж его-то праздновать православным людям не только сам Бог велел, но и призывают руководители правительства и лидеры политических партий. А там недалеко и до старого Нового года. Сколько салатов бывает за эти дни нарезано, сколько тостов произнесено, сколько выпито уже без тостов! Посчитать это непосильно. Население по переписи посчитать посильно, а это – нет. Многие на это время покидают Москву: ведь добрая половина клубников – приезжие, их тянет в родные города и села, чаще всего – к западу от Брянска.

Вадик тоже засобирался домой. У него уже были отложены денежки на какие-никакие подарки для отца-матери и на приличные сигареты, которые не стыдно будет достать из кармана в родных местах. «Сходить, что ли, к Аделаиде», – прикидывал забуревший в мужском одиночестве Вадик, но тут же отменил это намерение: он ведь собирался ехать домой вместе с Лешкой и Манькой – на Лешкиной «шестерке». Ну приедут, гостевать же будут вместе, гуртом, как Манька посмотрит, если он к ее мамке подобьется? А может, пусть ее смотрит, как хочет, пусть отрежется от него этот ломоть, эта Манька никудышная, не станет больше застревать в его башке…

Настал последний перед перерывом клубный день. Торговля шла бойко. Оптовики стремились «закупиться» перед каникулами. Их точки на рынках, в школах, в вестибюлях больниц и учреждений, а также прилавки в гастрономах и супермаркетах в каникулярное время как раз и приносили хороший доход. Вадику пришлось немало поноситься по лестницам с пачками и россыпью, причем россыпь он упаковывал в коробки из-под канцелярки и заворачивал в бумагу, скрепляя скотчем, и вручал покупателям, получая удовольствие от собственной добросовестности. И был в приподнятом настроении. Раз в час, правда, отлучался перекурить, Стараясь совместить свои перекуры с Лешкиными. Это не всегда, к сожалению, удавалось, потому что у каждой точки был свой ритм, свои покупатели, свои заморочки. Иногда же все-таки совпадало, и они стояли под снежком и степенно покуривали – два брата, два солидных человека, и Лешка порой еще прихватывал в буфете черный кофе в бумажном стаканчике и покуривал, отхлебывая кофеек. Выглядело нехило!