Спасибо всем тем прекрасным людям, кто читает, комментирует, рисует вдохновительные арты, дает автору волшебного пенделя и всячески проявляет интерес к этому фику :) Автор вас очень любит. Честно-честно.
ПыСы: Публичные беточки, вы просто чудо что такое. Спасибо вам, хорошие.
========== 23. В закат ==========
Никогда и ничего не просите!
Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас.
Сами предложат и сами все дадут!
Воланд
Туссент, 1275 год
Никто не замечал их, никто не задавал вопросов. Они проскакали галопом весь Север, не останавливаясь на постой в деревнях и на постоялых дворах — леса и холмы заменяли им стены, прошлогодняя листва, мох и вереск заменяли им постель. Мимо Альдерсберга, через Ривию и Лирию, мимо Ридбрина и Бельхавена несли их выносливые быстрые кони. И наконец в чудесный золотой полдень, теплый и свежий, как созревшая на бахче дыня, всадники остановились на широкой дороге, ведущей в Туссент.
Всадница откинула пыльный дорожный капюшон, и ветер растрепал короткие — чуть ниже ушей — волосы. Она была одета по-эльфски: в темно-зеленую стеганую курточку, замшевые штаны, видавшие виды высокие ботинки и потертый тяжелый плащ, и ее часто принимали за эльфку, коей, впрочем, она не была даже на четверть. И нет, бабочки не садились ей на плечи, а соловьи не тренькали свои песни на ухо, и дикие лесные звери не падали ниц перед ней при встрече, а либо намеревались сожрать, либо сбегали, но что-то неуловимое осталось в ней после Брокилона и его волшебных вод, что-то, не превратившее ее в дриаду, как гласило поверье, но сделавшее уже не совсем человеком.
Эрика часто думала о том, что же случилось с ней в древнем лесу, под тысячелетними деревьями Брокилона, но так и не смогла найти ответа. Почему Среброглазая Эитнэ позволила ей отпить из чаши, почему в ее мудрых глазах не было осуждения и враждебности — Эрика не могла сказать. Возможно, все дело было в заступничестве Аваллакʼха, который долго говорил с повелительницей дриад в Дуэн Канэлл, а может, в том, что Эрика принадлежала к совсем иному миру, но вероятнее всего, дело касалось таких тонких и хрупких материй, которые она была не в состоянии понять и осмыслить, а потому приняла как данность. Вода в чаше переливалась перламутром и серебром и пахла мхом, и сделав всего один глоток, Эрика провалилась в долгое забытье с ознобом, болью и кошмарами. Где-то там, в глубине кошмаров, к ней приходили вампиры и всадники Дикой Охоты, драуги и призраки, драконы и великаны. И все говорили одну и ту же фразу, разными голосами, выплевывая ее огнем, дымом и кровью: «Duettaeann aef cirran Caerme Glaeddyv. Yn a esseath» — и уходили во мрак.
Ей не нравилось вспоминать Брокилон — слишком уж он был непонятным и чужим, как затяжной наркотический обморок. Она видела то, что не видел ни один из ныне живущих людей — и древние некрополи Крааг Ана, где покоились великие короли прошлого, и величественные дубы Дуэн Канэлл, и лечебные источники в гроте среди вьюнов конинхаэли и побегов пурпурного окопника. И она помотала головой, отгоняя воспоминания, возвращаясь в медовый полдень, пахнущий сиренью, цветущей акацией и полевыми цветами.
За сочными лугами, где седой ковыль перемежался с желтым гусиным луком, синими колокольчиками аконита и кипенно-белой луговой геранью, тянулись зелеными полосами вдоль холмов виноградники Туссента. А выше, шпилями задевая облака, сверкал на солнце витражами самый прекрасный из всех замков в мире.
— Aen elaine tir, — Эрика, давно уже отвыкшая удивляться чему-либо, все же не сдержала вздох восхищения.
— Yea, — согласился с ней ее спутник, остановив вороного с роскошной волнистой гривой. Конь всхрапнул, топнул копытом, смяв куст мышиного горошка.
Эрика приложила ребро ладони ко лбу, пряча глаза от яркого весеннего солнца, желая получше рассмотреть сказочный вид. По дорогам чинно прокатывались сверкающие всадники с плюмажами из павлиньих перьев; сонно вертела крыльями старая, заросшая плющом мельница; а на белых башенках сказочного дворца плясали солнечные блики.
Разгон всхрапнул, завидев несущегося к путникам рыцаря в золоченых доспехах, но тот проскакал мимо, не удостоив всадников даже взглядом. Эрика успокоила коня, спешилась и подошла к дорожному указателю.
— Боклер — это вон туда, — усмехнулась она. — Вот уж спасибо, сами бы в жизни не догадались. Мы на правом берегу Сансретура, со стороны Бельхавена. Значит, нам на юго-восток, как раз в сторону Боклера.
— Поехали уже, — процедил спутник, которого, казалось, не радовали ни чудесные виды синеющих вдали гор Амелл, ни снежная белизна перевала Ангрен, ни полный лазурной воды бегущий вдаль Сансретур.
— Что не так на этот раз? — рассмеялась Эрика, снова запрыгивая в седло.— Повязка жмет?
Всадник бросил на нее убийственный взгляд своего единственного зеленого глаза и хотел было что-то сказать, но кусты белой сирени вдоль берега разверзлись с треском, и из них выскочила огромная лохматая собака, мокрая, зеленоватая от тины, ряски и ила.
И отряхнулась.