В груди холодеет. Это что, получается, Ермолаев не просто выставил меня на единоразовые торги? Он меня что — заклеймил шлюхой, что ли? Или как это у них называется?
— Ты умная девочка и должна понимать, чем это чревато. Твой друг, — он выделяет последнее слово интонацией, — оставил твои контакты при составлении контракта.
— Но ты же сам заставил меня подписать твой гребаный договор!
— Они-то об этом не знают.
— Так пусть узнают!
— Правда? — Он резко оборачивается и разглядывает меня со странным интересом. — Так хочешь рассказать всем, что ближайший год будешь ублажать Дежнева? — Он делает приличный глоток, не отводя взгляд.
То, как он обрисовывает ситуацию, коробит. Но я никак не могу понять, чем это лучше того, что уже знают те люди. А еще меня смущает то, как он меня разглядывает. Будто решает, что делать с букашкой, что посмела сесть ему на руку.
— Это не в моих интересах, — вдруг говорит Илья и снова отворачивается, а облегченно выдыхаю. — Я не афиширую свои игрушки. И не собираюсь ими делиться.
— Но можно же завести новый номер?
— Зачем?
— Чтобы звонить, конечно.
— И кому? Кто тебя ждет? Родители? Не ври. Я знаю, что вы не общаетесь. Ермолаеву? Так он сдаст твой новый номер обратно.
Он говорит так просто и легко, словно не о моей жизни рассуждает, а о погоде.
— Подруге, — тихо возражаю я. — Не думай, что у меня никого нет!
— Подруге, — повторяет за мной, усмехаясь. — И что ты ей скажешь? Что у тебя все хорошо?
— Я бы хотела с ней увидеться, — быстро произношу, надеясь, что сейчас хозяин дома в достаточно спокойном настроении, чтобы позволить мне эту вольность.
— Исключено. Я же сказал: не собираюсь бегать за тобой, если захочу расслабиться.
— Но она могла бы приехать сюда? — осторожно предлагаю альтернативу.
— Женщины, — оборачивается Илья, скривившись. — Всем вам жизненно необходимо показать свой статус, — выплевывает он. — Хочешь похвастать, где живешь? А про контракт тоже расскажешь? Про то, что раздвигаешь ноги за деньги?
Я едва не задыхаюсь от его хамства. Сейчас он выглядит холодно, равнодушно. Ледышка, а не человек. Резко поднимаюсь с дивана и просто ухожу, не сказав ни слова. Пошел он! Если бы не его дурацкое правило, я бы ему высказал все, что думаю. Но сидеть и ждать, когда можно будет снова говорить, не желаю!
За деньги! Да я даже не видела этих денег! Этот козел принудил меня угрозами, а теперь постоянно напоминает о продажности. От этого в груди нестерпимо жжет. Почему? Почему ему надо быть таким ублюдком?
Забегаю к себе и запираю дверь. Пытаюсь сдержать слезы, но получается плохо. Опускаюсь на пол и тихо плачу. Сам того не понимая, Илья нажал на больные точки. Да, с родителями у меня не сложилось. Им не было дела до меня. У нас не самая благополучная семья, и это еще одна боль. Переехав в столицу, я надеялась начать все сначала найти кого-то по-настоящему близкого. Но один из тех, кому я хоть как-то доверяла, меня предал, а второй теперь даже не позвонить.
18. Илья
Девчонка сбегает, оставив меня со странным привкусом разочарования. Почему-то я был уверен, что начнет снова огрызаться и что-то доказывать. Судя по всему, она ещё не видела приглашения на ночь, иначе наверняка бы упомянула об этом. Взгляд останавливается на брошенной книге. Подхожу и аккуратно кладу на столик. Надо же, Хемингуэй.
Что стоило отдать ей телефон с новым номером? Мелочь. Тем более что с территории ей не сбежать. Но стоит подумать, что Горюнов может найти ее, и становится не по себе. В общем-то, мне должна быть безразлична ее судьба. И она безразлична. Но почему же тогда я озаботился ее безопасностью? Единственное логичное объяснение — не хочу делиться своей игрушкой. Это просто и понятно. Мое — значит, мое. Когда выполнит свою функцию, тогда может хоть с гарнизоном спать. А пока…
Несмотря на непростой день, усталость почти не ощущается. Потому что на первый план выходит предвкушение. В прошлый раз я ждал слишком многого, надеялся, что все пройдет по тщательно спланированному сценарию. Но сегодня я собираюсь исправить эту ошибку и утолить тот голод, что терзает изнутри.
Поднимаюсь к себе в комнату и отправляюсь в душ. Часы показывают половину девятого. Как раз полчаса до визита гостьи. Хватит, чтобы привести себя в порядок.
Стук в дверь раздается ровно в девять. Пунктуальность — это хорошо. Хотя, когда живете на одном этаже, это совершенно несложно. Я уже успел переодеться в домашние штаны, решив не заморачиваться с футболкой.
Открываю — на пороге стоит Хмелевская. В той одежде, что я велел ей принести, с распущенными волосами. Все, как я хотел. Разве что взгляд слишком… наглый. Это мешает, сбивает с настроя. Марта пришла ко мне в спальню совсем не с таким выражением лица.
— Проходи, — делаю приглашающий жест. — Надеюсь, ты помнишь о правилах и будешь вести себя благоразумно, — добавляю, подойдя сзади.