У этой отмороженной четвёрки засвербело в одном месте — остренького захотелось. Жизнь в лесу пресная: изредка стрелкотня, «птички», роняющие время от времени что-нибудь взрывающееся, поутру легкая увертюра пулемётов, затем вступали в дело «скрипки» — малая арта и лёгкие миномёты, басовито вторгались «тюльпаны» да «акации», совсем не в унисон начинали взвывать РСЗО. Безотносительно чья — наша или укроповская, но с завидным постоянством с утра до вечера работала арта, сортируя личный состав: кого на небеса, кого в госпиталь, а кого в список запасных до следующего раза. И так весь день с захватом сумерек.
Ночи сейчас по-прежнему воробьиные, к тому же воровские: луна появляется изредка, всё чаще прячется за тучами, звёзды тоже, к тому же ночной дождь глушил звуки, так что умеющим ходить крадучись полный фарт.
Эти четверо умели скрадывать добычу. Они вообще многое умели, хотя уже давно проходили по категории осетрины второй свежести: школа давняя, советская, и если деменция уже начинала давить память умственную, то механическая сбои ещё не давала.
Четвёрка прошла нейтралку по светлому, когда укры ужинали. Они всегда ели в строго определенное время — хоть часы проверяй. Ну как же, новые арийцы! Чем хуже немцев! Эти двадцать минут тишины позволили миновать старицу, заросшую тростником, и пройти низинкой по руслу ручья к полуразвалившейся кошаре в тылу опорника. Один наблюдал, трое спали, менялись каждые два часа, так что к полуночи выспались всласть, хотя и спали вполглаза.
Стал накрапывать дождик, затем зашуршал по траве размеренно, глуша все звуки. Сначала взяли пулемётную позицию. Один укроп спал, свернувшись калачиком на дне окопчика, второй прикорнул за «Утёсом». Ну детский сад, да и только! Разбудили нежно, так что они даже и не пытались кричать, а тем более показывать чудеса самоубийственной отваги. Взвалив на себя железяку с четверть центнера весом, пленённые укры покорно отправились под конвоем разведчика досыпать в наш в батальон, а остальные стали ждать.
Дождались. Сначала послышался легкий шорох, потом показалась худощавая фигурка. Спрыгнув в окопчик, ночной гость поинтересовался, что новенького. Его любопытство удовлетворили сразу же легкой затрещиной. Оказалось, комвзвода, проверяет позиции. Выложил всё, как на исповеди, поведал сокровенное: давно пытался улизнуть из ВСУ. Просмотрели телефон: действительно просил жену купить ему справочку о болезни, чтобы уйти из армии вчистую. Та ответила, что всё организовала, в ближайшее время его отправят в лазарет. Ну и дальше инструктаж, как изображать сумасшедшего.
Разведчики пошутили: зря потратился, мы тебя задарма даже без «спасибо» от войны избавим. Избавили: отправили в батальон с почётным эскортом.
До рассвета оставалось совсем ничего, поэтому решили взять ещё одну пулемётную позицию. Подошли неслышно, но осторожничали зря: укры тоже спали. Пришлось потревожить и их. И вовремя: послышались уверенные шаги, и показался боец в спортивных штанах и армейской куртке. Приняли его вежливо, быстро обыскали, связали руки. Как оказалось — не зря. Сказал, что рядовой, забрёл сюда случайно. Просмотрели телефон: вот он позирует на фоне наших убитых, вот рядом с нашими пленными, вот видеозапись, где заставляет пленных танцевать, стреляя им под ноги. Оказалось — командир роты, ровенский, воюет с четырнадцатого. Один из четвёрки луганчанин, питающий особую любовь к украм. Едва оттащили, но челюсть укру покрошить успел.
Надо было уходить: улов небывалый, шестеро и два пулемёта за один выход! Фантастика!
Часов в семь у укров началась лёгкая суматоха: то ли сами сбежали их бойцы, то ли повязали да утащили москали. В восемь первыми начали насыпать артой — разобрались, что к чему, теперь злобствуют.
Когда привели первых двух к комбату, тот поворчал для вида: пленные — это всегда нарушение паритета, за которым стоит наказание в виде артналёта. После командира взвода смирился и лишь посетовал, что шишка невелика. Пошутил, что надо было бы тогда брать кого покрупнее. Но когда приволокли ещё троих, да к тому же комроты — отпетого нацика, возрадовался, плюнув на неминуемое артвозмездие.
Не знаю, как реагировали в полку — там пленных обычно забирала контрразведка, но комбату передали, чтобы готовил к награждению отличившихся разведчиков. Там не ведали, что награждать нельзя: не местные, пришлые, чужие. Короче, вольные люди.
А дождик сразу же прекратился, как только группа свалилась в траншею с последним грузом. Дождь смывает все следы, а вскарабкавшееся солнце высушило то, что еще оставалось. Так наутро родилась новая история, которая наверняка пойдёт гулять по фронту. Ну что же, проверим в следующий приезд. В ту ночь на фронте под Кременной эта шальная четвёрка откусила краюшку счастья.