Контракт со смертью

Это потом, после весенних и летних боёв, притупится это дурацко-восторженное и жалостливое восприятие противника, гибели друзей-товарищей, захват сёл, посёлков, городков с непременной расправой над всеми, кто принял Россию, кто принимал гуманитарку, не говоря уже о тех, кто пошёл на сотрудничество.

Вызвереет внутри каждого из нас ощущение врага, которого не надо брать в плен, которого нужно просто уничтожать, стирать в пыль дорожную, вминать в раскисший чернозём. А пока брало верх любопытство и желание заглянуть в люк, но остановил себя. Может быть, и похоронили местные танкистов, а может, и там ещё, или позабавились растяжкой: откроешь люк и рванёт.

Пока разгружалась фура, разговорились с ополченцами. Настроение подавленное, и не из-за того, что оказались на войне, а потому, что не удалось толком с родными попрощаться. Один, уже средних лет мужик, посетовал, что даже ключи от магазина жене передать не успел: выдернули из-за руля и отволокли в комендатуру, а оттуда в военкомат и так по цепочке. Машина с ключами в замке осталась на обочине, а ключи от магазина — вот они, при себе, да только теперь они вряд ли понадобятся: либо убьют самого, либо жена замки на магазине поменяет.

Молоденький боец, мальчишка совсем, гордо вцепился костяшками побелевших-посиневших пальцев в цевье и приклад автомата. Говорит, что и сам собирался в военкомат, так что даже рад, что оказался здесь. Жаль только, что с мамой попрощаться не успел. Господи, ну что же тебе дать? Перчатки, конечно же перчатки. Отдаю свои перчатки, чуть ли не насильно заставляю принять их. Стесняется, отказывается, потом робко натягивает, и через минуту улыбка блаженства плывёт по лицу.

Разгрузка закончена. Хозяйке магазина обещаю вернуться и проверить соблюдение ею заповедей Христа. Она картинно всплескивает руками, божится, что сомневаться не надо.

Приехали мои грушники. Отправляем фуру на выезд из села к бэтээру, а сами едем на базу — им там надо решить ещё какие-то вопросы. На полпути останавливает то ли патруль, то ли блокпост. Для патруля многовато — человек пятнадцать вооруженных автоматами и трёхлинейками, а блокпостом назвать это любопытствующее пешее замёрзшее воинство язык не поворачивается. От переминающейся толпы отделяется небольшого роста боец и строго требует назвать пароль.

Мои спутники жмутся — не хочется им показывать свои удостоверения, в секретность играют, полежать под стволами на стылой земельке желают. Приоткрываю дверцу:

— Иди сюда, военный. Загляни сюда. Видишь?

Что он может видеть? Все в гражданке. На двоих броники, в ногах автоматы. Наглость моя не знает границ и продолжаю взламывать оборону. Надо додавливать, пока он в себя не пришёл:

— Сам-то хоть пароль знаешь? Какой?

Боец машинально кивает головой.

— Пенза.

— Ну вот, Пенза так Пенза. Ты только никому больше не говори, смотри у меня, а то устав учить заставлю.

Боец извиняюще пожимает плечами, а я бросаю водителю:

— Вперёд.

«Уазик» срывается с места и шустро катит к базе. Офицеры смеются — и не раскрылись, и пост миновали. Прошу их никому не рассказывать о горемыках, а то нагорит ребятам по первое число.

У базы проторчали с полчаса, потом двинулись в обратный путь, который показался вдвое короче. Колонна быстро выстраивается и уходит вместе с «тайфунами» и «тиграми», увозя «картинщиков». У Миши интересуюсь, как наши героические коллеги? Он смеётся: как обычно, постановочная картинка с разбрасыванием стеклянных бус аборигенам.

Армейцам надо ещё пару часов по своим делам помотаться, а мы отправляемся к своим. Это уже третье место базирования нашей группы и второе отряда: роскошный особняк с водою, светом и газовым отоплением. Нет, не «отжатый», как здесь водится, а занятый по просьбе самой хозяйки, отбывающей то ли в Польшу, то ли в Турцию: без присмотра разграбят, так что уж лучше вы поживите.

Наши ребята заняли комнату на первом этаже. Тесновато — Саха (Артист), 37-й, Кама, Гарик, а тут мы втроём. К тому же вернулся Саша Харченко — был с ребятами на «боевых», и Илья — москвич и военкор какого-то агентства, тот самый, который на «телеге» «старше Эдды».

Слева от входа в углу были свалены в кучу какие-то сумки, вещмешки, пара курток, бронежилет. Далее вдоль стены стоял то ли сервант без дверцы, то ли открытый книжный шкаф без книг. Справа книжная стенка с придвинутым вплотную разложенным диваном. Он был огромным, занимал чуть ли не треть комнаты, был колченогим — угол опирался на стопку книг и служил лежанкой для Гарика и Камы. Между диваном и стеной на полу разложены спальники поверх карематов. К стене прислонены автоматы, на полках магазины, ночные прицелы, пара ПБСов потеснили книги в ярких обложках. Полистал: изданы в России, в основном лёгкое чтиво на русском языке. Между окном и сервантом весь угол завален вещами и банками с кашей и тушёнкой, на которые опирался спинкой единственный стул.