Контракт со смертью

К двадцать седьмому февраля наши войска охватили Херсон с запада. В общем-то активного сопротивления ВСУ в районе города не оказывали, но очаговое сопротивление имело место, причём достаточно жесткое. Основные силы противника отступали на Николаев и на север вдоль правого берега и через Антоновский мост, захваченный еще в полдень двадцать четвертого февраля, но затем отбитый подразделениями ВСУ. Бои в районе моста продолжались ещё трое суток, да ещё редкие перестрелки в районе Камышан и аэропорта, где небольшие и разрозненные силы украинской армии оказывали сопротивление.

Вообще-то молниеносное наступление российских войск едва не парализовала волю к сопротивлению, если бы не дальнейшее невнятное поведение наших стратегов. Во всяком случае, на харьковском направлении, где локальное сопротивление украинских войск носило очаговый и спорадический характер. Если бы мы действовали в соответствии с первоначальным планом проведения операции (а он наверняка был, судя по первым действиям), то вся военная часть операции закончилась бы менее чем за неделю. И тогда бы никакой военной помощи Украине техникой и боеприпасами не случилось. Такое мнение всех офицеров, с кем приходилось беседовать, но вмешалась политическая сила.

Ночью первого марта российские войска вошли в Херсон с западной стороны. Город был фактически пуст — его некому было оборонять, и только около десяти часов утра рота теробороны в Сиреневом парке атаковала колонну наших войск. Сотни две горожан, вооружённых автоматами да «мухами»[45]. Бой был скоротечен — минут двадцать. С нашей стороны потерь не было, а вот тероборона потеряла с полсотни бойцов, не считая раненых. Попытались терборонцы вступить в бой в районе железной дороги, но были рассеяны, оставив лежать на мёрзлой земле десятка два погибших.

Может показаться, что раз город сдался практически без сопротивления, то настроены жители к нам если не радушно, то хотя бы нейтрально. Отнюдь. Пророссийский Николаев мобилизовался на сопротивление и дал отпор, а эти хохлы просто привычно ломанули шапку перед сильным, затаились в выжидании, чья возьмёт.

2

Полагал, что попасть в Херсон так же сложно, как у нас в Журавлёвку или на Нехотеевку. Оказалось, что даже бейджик военкора «ANNA News» ни к чему — достаточно паспорта. А вот постоять придётся — едут военные, едут фуры с продуктами, легковушки, автобусы. Ягодно-черешнево-огуречно-помидорный нескончаемый поток.

Повезло с оказией: российские дорожники ехали «на разведку» — будут приводить в божеский вид херсонские дороги весной следующего года. Это знаково: раз дорожники уже «делят» заказы, то пришли мы сюда всерьёз и надолго.

— Навсегда вернули земельку русскую, Потёмкиным завоёванную в казну российскую, — дымил сигаретой Парфёныч, водитель нашего «бусика». — Не хрен тут самостийность разводить. Она завсегда вредна для русского, а для хохла и вовсе махновщиной заканчивается.

Парфёныч выразил общую мысль и общее настроение: волнительно-приподнятое, чуток с гординкой и за Президента, решившегося-таки на приведение к разуму этого гуляй-поля, и за наших ребят, которые как раз и учат уму-разуму.

Возвращение русских земель, три столетия назад засверкавших алмазом в короне Российской империи, даётся непросто. Да это и понятно: замутнённое сознание вернуть к ясности — труд адский. Здесь не столько скальпель хирурга нужен, сколько ежедневная, ежечасная, ежеминутная, ежесекундная «долбёжка» — вы русские, история общая, культура общая, язык общий, а то, что исковеркали его австро-мадьярско-польской речью, так не беда — подправим и подчистим.

Блокпосты на узловых перекрестках, предельно вежливые люди в форме, нарочито корректно проверяющие документы и досматривающие машины — непременный атрибут войны, наполненный водой Северо-Крымский канал, полыхающая красными маками степь. Хотя нет — пока ещё разноцветье разлилось и колышется морской волной под уже задышавшим зноем, степным суховеем.

Меня ждали в «спецуре», но срочное задание вырвало моих друзей на двое суток, так что пришлось довольствоваться общением с командиром их подразделения. Зануда редкостная и дотошная, сопровождавшая каждое слово: «Об этом писать нельзя, это снимать нельзя, а об этом вообще рекомендую забыть», и в том же духе.

Впечатление от общения с местными двоякое: годы незалэжности дали не просто всходы — сочные плоды жизни вне правового поля с изменённым сознанием.

— Раньше вольготно жили, «договорнячок» во всём и со всеми, да лафа, видать, закончилась. И Порох, и Зеля всё Крым забрать грозились, а он, вишь, сам сюда пришёл. Теперь будет как там: упорядочение, регистрация, налоги платить придётся, короче, прежняя жизнь побоку, — сокрушается толстый дядька в придорожной лавчонке с претензионным названием «Супермаркет Мальвина».