— А что девчонка босса, кстати? Что она там устроила?
Лицо Данилы медленно расплылось в улыбке.
— Она и правда без тормозов. Все, как ты предсказал. Она своего сводного брата чуть в бассейне не утопила, а потом подожгла в столовой шторы и притворилась, что бесы опутали. Это было так ржачно!
Летов загоготал, а Максим убрал подальше коньяк. Другу, кажется, хватит.
— Посмеешься, когда она тебя в ЗАГС потащит.
Данила смутился.
— Ты что несешь? Она же ребенок.
— Да-да. А тебе она пакостила, как остальным?
— Ну-у… нет. Она мне… кхм-кхм… она меня в Сетях зафрендила.
Максим со значением поднял стакан, в котором давно растворился лед, и выдал тост:
— В общем, горько!
— Да никогда! — психанул Данила, разозлившись. — Я женюсь только через свой труп, то есть не в этой жизни.
— О-о, по ходу, не у меня одного стены в отношении девушки появились. Но с Уваровой обещаю, что вопрос решу, иначе свихнусь. Я на ней после Нового года либо женюсь, если это любовь, либо сделаю своей содержанкой, если это обычный заскок. — Максим нахмурился, глядя в пустой стакан, и добавил, подведя шедевральный итог: — Кольцо прям завтра и куплю.
— Поверь ты мне! — с надрывом сказал Летов. — Если вы, используя метод от обратного, не убьете друг друга до Нового года, то потом вас и динамит не возьмет.
…И вот Максим стоял среди шумного зала, в окружении людей, которые были ему безразличны, и пытался понять, насколько сильно он вывел Фрэнки из себя. Вернее, достаточно ли сильно, чтобы она отдалась этому гребаному качку, Сайгону… И откуда он только взялся, рыцарь хренов!
Максим решил, что «методом от обратного» испытает Фрэнки на прочность. Она ведь сердце Егеря захотела в качестве приза, так пускай приложит усилие. И если она не сойдет с дистанции, то концу месяца сомнений в природе их чувств уже не останется: выживет либо чистая любовь, либо чистая ненависть.
Глава 22
Утро понедельника принесло с собой сводку новостей. «Неделя Моды началась со взрыва». А также: «Максима Езерского окольцевали. Надолго ли?». Семья завтракала в гостиной, за небольшим столом. Мама уже с утра была под градусом, с тонной косметики на лице. Обычно она напивалась только по вечерам, но, видимо, черная полоса в жизни началась у всего семейства синхронно, и Зоя решила уйти в запой.
— Скажутся ли новости на твоей работе? — Отец задал расплывчатый вопрос, чтобы не привлекать внимание Роберта.
— Нет, абсолютно, — ответила Фрэнки, жуя теплый хрустящий хлеб.
— Хорошо. Придешь в обед с отчетом.
— Конечно.
Фрэнки достала смартфон из кармана хлопкового блейзера и прочла наконец сообщение целиком: «Дол» заполучил креативного партнера в лице известной художницы Сони Либерман. Ее семья входила в российскую сотню «Форбс», пока три года назад их капитал не арестовали. Соня призналась, что уже отказала в прошлом Максиму, но любовь все равно нашла путь назад».
«Это правда?» — пришло сообщение от брата.
«Надеюсь, что нет», — ответила Фрэнки.
Погода за окном была тихая, но в гостиной атмосферное давление зашкаливало.
— У нас прием на триста человек в январе, а подготовка идет криво, — заявила мама, разглядывая свои острые яркие ногти.
— Если ты протрезвеешь, то поймешь, что не так уж и криво, — парировал отец. Он доел завтрак и теперь за чашкой крепкого кофе читал финансовую газету, которую каждое утро приносил дворецкий.
— А зачем мне трезветь? Чтобы смотреть, как ты трахаешь баб?
Ну началось… Ссоры были неотъемлемой частью быта, и Фрэнки не переносила такие моменты. Хотелось закрыть уши руками и заорать.
Отец зыркнул на Зою исподлобья, но промолчал. Он носил обручальное кольцо только на приемы, в остальные дни оставлял его дома: говорил, что оно его душит. У Сатаны было породистое лицо, жесткое, но именно такие черты часто нравятся женщинам; в свои сорок восемь он не испытывал недостатка в женском обществе и не скрывал этого. Вокруг него вечно вилась стая хищниц. Но он был им не по зубам, конечно.
Никто не ожидал, что отец ответит, и когда прозвучало его едкое замечание, то удивились все:
— Ты же не скрываешь своих молодчиков, так почему я должен прятаться, как школьник?
Мама никогда не боялась Сатану. Она его ненавидела, о чем часто признавалась во всеуслышание, но страха не испытывала. Потому ссоры и выходили кошмарными, с битьем ценных предметов. Причем била не только мама, но и отец прикладывался.
Мама медленно поднялась.
— Если ты про замечание этой Медузы Горгоны, Столетовой, то я просто оценила уровень мужчины, с которым подружилась дочь.
— И как? Уровень больше, чем у меня?
Мама схватила фарфоровый молочник и с размахом разбила его о пол, который был покрыт экологически безопасной светлой древесиной. Не так уж и безопасно, если усыпать битыми осколками.
— Как же я тебя ненавижу, — процедила мама и ушла из комнаты.
— Взаимно, дорогая, хорошего дня! — бросил ей вдогонку отец. И Фрэнки обратила внимание на то, как крепко он сжимал чашку, аж пальцы побелели. Но отец не сказал больше ни слова, продолжая с невозмутимым видом читать.