Придержать Ацтека у себя Сайгон сможет запросто, там огромные помещения, где достаточно места не только для «железных коней», но и для настоящего.
Додумать мысль Фрэнки не смогла, потому что внизу раздался громкий лязг, как будто торшер в окно бросили. Родители ругались. Ну как так можно?! Разошлись бы лучше, чем так жить.
Когда голоса стихли, Фрэнки решила проведать маму. Пройдя по длинному коридору, свернула в левое крыло дома и постучала в дверь спальни, в которой бывала очень редко.
— Войдите, — раздался глухой голос.
Сама, стоя у окна, спешно утирала ладонями щеки и глаза с поплывшим макияжем. Она была растрепанная, взбудораженная, аж сердце сжалось.
— Что ты хотела, милая?
— Ничего… Э-э, сказать спасибо за Клауса. Он мне очень помог.
— А, да. Как прошло вчера?
Мама, видимо, весь день провела в небытии, раз успела забыть к вечеру утренние новости. Они же обсуждали за завтраком.
— Все хорошо. А ты как?
— Отлично, хочу к племяннику съездить, погостить пару дней.
— В Нью-Йорк?! Оу… Ты не говорила об этом.
И девушку снова шарахнуло осознанием: а разве они с матерью говорят о чем-либо, кроме поверхностных тем? В глубине души Фрэнки всегда с неприязнью относилась к матери, осуждая ту за бессмысленный образ жизни. Но что она знала о женщине по имени Зоя, кроме того что та была стервой?
— Слушай, мам… Иосиф упомянул, что ты стала стервой, потому что перешла черту невозврата. А что именно ты сделала?
— Я перешла финишную черту, детка. Я просто дошла до конца, выполнила все, на что подписалась, — глядя в пустоту перед собой, хрипло ответила мама. — Я так хотела завоевать твоего отца, что не остановилась, даже когда задания стали жестокими… Но вот что я тебе скажу: именно поэтому я до сих пор жива. Когда-то я была настолько доверчивой и наивной, что давно лежала бы в гробу, если бы не контракт. Поэтому и ты не дай себя сломать, Фрэнки. Лучше перейти черту и выжить, чем сдохнуть на полпути.
От мамы разило спиртным, халат распахнут. Мама — красивая женщина, отец не мог этого не видеть, когда они познакомились. Только с годами Зоя стала злоупотреблять косметикой и хирургией. А скандалы уничтожили любое подобие здорового общения. Но при этом мама никогда не позорила отца прилюдно, всегда оставалась на его стороне, что бы он ни решал.
— Как же вы с папой дошли до такого? — вслух спросила Фрэнки, подойдя к маме и обняв ту, устроив голову у нее на плече.
— Просто мы не с того начали, милая. А исправить уже не смогли. А может, не захотели. Так что послушай свою суку-мать: никогда не делай ничего для мужчины, делай только ради себя.
— А если то, что я хочу, — это и есть мужчина?
— Тогда ты — еще одна идиотка. Такая же, как я.
Мама погладила Фрэнки по голове и попросила оставить ее одну, чтобы привести себя в порядок.
Отец был своем кабинете, где царил… бардак. Наверное, вещи смахнул со стола от злости. Не замечая, что Фрэнки заглянула в приоткрытую дверь, он кричал в телефон, общаясь с очередным врагом, наверное.
— Мы договаривались когда-то, что я смогу выйти из дела, не пострадав.
Ответ собеседника Сатане явно не понравился, да еще мама подлила масла в огонь ссорой, и отец просто молнии метал.
— Что ты хочешь?! Я уже говорил когда-то, что не потерплю шантажа. Не борзей, брат, ты меня знаешь. Нет, это ты меня послушай!!! Не… Я…
Видимо, на том конце провода отключились, потому что отец вдруг начал бить трубкой о подоконник, озверев:
— Ублюдок! Ублюдок! — цедил он, и Фрэнки попыталась незаметно скрыться, но не успела.
— Фрэнки! Какого черта ты тут отираешься? — раздраженно сказал он, тяжело дыша; в темных глазах — яростный блеск, черты лица исказились. Но девушка подавила в себе первую реакцию: испугаться, вжав голову в плечи. Она держала себя в руках, не впуская негатив внутрь, стараясь справиться с синдромом «марионеточки».
— Мама плачет наверху, — сказала она. Почему-то показалось, что отец может что-нибудь предпринять по этому поводу.
— Она всю жизнь истерит, я думал, все привыкли. Сядь!
Фрэнки присела на подлокотник дивана, обитого грубым серым хлопком, и собралась с мыслями, чтобы врать и еще раз врать.
— Слушай меня. Нам нужен «Дол». Если ты меня подведешь, то мы можем потерять все.
— Кто… з-звонил?
— Не твое дело.
— Ты во что-то замешан?
— Я сказал: не твое дело! Я решу вопрос. А ты приложи усилия ради семьи, иначе плохо будет всем нам. Сейчас уже поздно менять тактику, и если с «Долом» не получится, мы окажемся на улице. Какие у тебя продвижки?
— Я… м-м… Дело в том, что «Дол» — банкрот. И я знаю, как перекупить акции, нашла лазейку.
— Если требуется помощь, дай знать. Это слишком серьезно сейчас.
— Нет-нет, у меня все получится. Если ты покажешься на горизонте, то сделка сорвется.
— Хорошо. Ты постарайся, дочка. Тем более для умирающего отца.
— Конечно, пап, не сомневайся. После того, что я сделала с Афелием и после того, что вытворяла с Максимом — а он просто ураган, ужас, я думала, меня стошнит! — так вот после всего этого мне море по колено.
— Замолчи! Все. На выход!