– Да, может, поэтому, когда я познакомилась со своей Лизой на психологическом факультете, так сильно в неё влюбилась, нашла наконец свою старшую потерянную сестру. – Ей явно нравилась эта мысль, она мечтательно улыбнулась, отрешенно смотря вдаль перед собой.
– Ты не обратил внимание, как звали мою бабушку? Лиза-Мария, двойное имя. Нас обеих назвали в честь неё. Лиза – первая, Мария – вторая, так решила мама ещё задолго до нашего рождения. Она мечтала, что бабушка справится со своей болезнью, чтобы нас увидеть, чтобы растить маленьких внучек, и она справлялась, даже весьма успешно, пока не случились злополучные роды. После трагичной смерти старшей она сникла и сдалась, и болезнь очень быстро её победила…
– Мне очень жаль! – с невероятной теплотой в голосе завершил историю Майк.
– Поэтому ты понимаешь, что я виновата не только в смерти сестры, но и в смерти мамы моей мамы, – холодно и неуместно громко в этой ночной кухонной тишине сказала Мария, неожиданно резко выпрямившись и смотря на него в упор.
– Виновата? – он не сдержал откровенного удивления в голосе. – Почему ты в этом во всём виновата?
– Потому что это именно меня они пытались спасти. Это я задыхалась внутри моей матери, и врачи торопились вытащить первого ребёнка, чтобы успеть вытащить и второго живым. «Мы все так беспокоились о тебе, что никак не думали, что может произойти что-то другое, более страшное», – так всегда успокаивала меня и себя мама. Но это никогда не звучало как успокоение.
– Больше похоже на обвинение, – согласился Майк, выпрямившись и давно перестав дрожать, глядя на неё с уверенностью и пониманием.
– Оно им и было. – Мария смерила его собранную профессиональную позицию презрительным взглядом. – Так что теперь, когда ты знаешь мою тёмную историю, ты сможешь достать прощение для меня?
– Ты знаешь, что оно тебе не нужно, и оно же всегда было, есть и будет у тебя внутри. Ты невиновна.
– Не можешь! Вот и твоя коллега не смогла. Три года я изливала ей всю свою ненависть к себе, вину и злобу. А она поддерживала и твердила о моей невиновности. Но это не сработало. Невозможно выразить вину словами, когда она проросла в тебе ещё в то время, когда ты не умела говорить.
– Но можно выразить слезами, – очень тихо и откровенно ответил Майк, – плакать ты умела всегда!
Мария полоснула по нему огненным гневным взглядом.
– Вот так ты это себе представляешь? Мы будем рыдать на плече друг у друга, изливая адские муки, и излечим наши раненые души? – Её ненависть заливала комнату плотным горячим воздухом, к которому можно было даже прикоснуться.
– Возможно, что-то подобное действительно могло бы тебе помочь, – с грустью и отстранённостью сказал он, вставая со стула и аккуратно складывая плед, – … но не мне.
– Почему? – по-детски удивилась девушка его перемене.
– Потому что, в отличие от тебя, я в своих бедах действительно виноват сам.
Он стоял над столом и смотрел на неё из какой-то далёкой реальности, которой никогда не суждено было сбыться. Она знала это, знала с самого начала. Что они не справятся, что она не сможет его спасти, а он не позволит ей этого сделать. К лучшему, что этот момент настал так быстро, что они понимают всё с самого начала. И могут вовремя всё закончить, пока не стало слишком поздно. Но почему-то от осознания этого ей не становилось легче. Кажется, где-то внутри какой-то наивной своей части она всё-таки позволила поверить в сказку. В них, что они справятся, что смогут быть вместе. Но он уходит, и он совершенно прав. И всё равно не верится.
Она проводила Майка до двери. Он набросил свой уже легендарный для этого вечера пиджак на плечи. Ей вдруг захотелось его остановить, всё спасти, попробовать рискнуть.
– И всё-таки ты не убивал своими руками свою семью, как и я свою сестру. Мы оба понимаем это!
– Понимание ещё не всё, – с тяжестью на сердце ответил Майк, ему не хотелось уходить, но это было единственно верным в эту минуту.
– Но ты ведь не сможешь всю оставшуюся жизнь наказывать себя за это. – Мария понимала, что её последняя попытка провалится, ещё не начав говорить, но всё равно не смогла остановиться.
– Но ты ведь можешь жить всю свою жизнь за двоих, считая минуты!
Он захлопнул дверь, а она, развернувшись к ней резко спиной, уронила в ладони лицо, в точности повторяя скульптуру чёрного ангела с могилы, и безудержно зарыдала. Её плечи вздрагивали, сотрясаясь в плаче, огромные тяжёлые слёзы падали на пол. Она вся отдалась этому действию, как в детстве, без оговорок и ограничений. Когда кажется, будто весь мир плачет и содрогается вместе с тобой.
Через какое-то время, она впервые в жизни не могла сказать точно какое, конвульсии тела начали утихать, и она попыталась вспомнить, когда в последний раз так отчаянно плакала.
Попыталась и не смогла.
Алые розы