Контрольное измерение

Он выжал сцепление, включил передачу… И тут Сема краем глаза заметил справа какое-то необычное движение. Он машинально повернул голову и замер с полуоткрытым ртом. Высоченная старая ель на правом берегу ручья вдруг качнулась в его сторону, затрещала и медленно, словно в кино, начала рушиться прямо на «HINO».

Реакция у Семы была хорошая всегда. Он спинным мозгом понял, что уже ничего не успеет сделать, кроме…

Рванув на себя ручку двери, шофёр вывалился наружу, упал на четвереньки (он тут же промок с ног до головы, но не обратил на это ни малейшего внимания) и с наивозможнейшей прытью кинулся в сторону.

И тут же позади него ель с глухим шумом и треском рухнула точнёхонько на кабину «HINO».

Втянув голову в плечи, Сема обернулся на бегу и увидел, что ствол дерева смял кабину грузовика чуть ли не до самого сиденья (ох, как я это я успел выскочить!) и образовал между берегом и машиной нечто вроде короткого моста. И по этому мосту, поматывая из стороны в сторону квадратной головой, шел на четырех лапах матерый громадный медведь. Вот он, дойдя до того, что было когда-то кабиной, ловко спрыгнул прямо на сцепленные между собой кедровые стволы, уселся на задние лапы, поднял морду к небу и заревел. И было в этом реве столько угрозы и ярости, что Сема, теряя голову, кинулся к берегу, продрался сквозь колючие заросли ежевики и, не разбирая дороги, кинулся в глубь тайги.

К леспромхозовской базе он вышел на исходе дня.

Эти несколько часов в тайге слились для Николая Семкина в одну невероятно длинную и тягуче однообразную минуту, в течение которой он шел напролом без дорог и тропинок сквозь буйные летние заросли уссурийской тайги, стараясь лишь не потерять направление, которое ему было, в общем-то, известно. По прямой до базы было не очень далеко — большую часть расстояния он все же успел проехать, но пеший путь сквозь тайгу — это вам не прогулка по набережной у моря, а к ручью, чтобы облегчить дорогу, Сема бы теперь не вернулся ни за какие коврижки. Впрочем, был он человеком бывалым, вырос неподалеку от этих мест и потому, даже в порядком испуганном своем и лихорадочном состоянии, панике окончательно не поддался, местному лешему и собственному страху заплутать себя не дал и, когда солнце окончательно склонилось к западу, а в тайге потянуло вечерней прохладой, деревья впереди чуть поредели и меж стволов тёмным серебром блеснул Сукпай.

— Слава тебе, Господи! — выдохнул Сема, с чувством перекрестился и ускорил шаг.

Неладное он почувствовал, когда до крайнего здания базы — склада ГСМ, стоящего чуть на отшибе, оставалось не больше сотни метров.

Интуиции своей Сема доверять привык, и поэтому остановился, присел на корточки (закурить бы сейчас, да сигареты, палки с елками, в машине остались…) и прислушался.

Тишина.

Глухая и в то же время какая-то тревожная тишина стояла на базе.

Ни машин не слыхать, ни людей, ни музыки, ни лая собак. Как вымерло все…

А ведь так не бывает, подумал Сема, до ночи еще далеко, и сейчас там должно вовсю идти живое человеческое шевеление. Но — тихо. Совсем. Ох, не нравится мне все это… Ладно, подойдем поближе.

Пригибаясь, словно под обстрелом, Сема осторожно двинулся вперед.

За тридцать девять лет жизни Коля Семкин, конечно, встречался со смертью. Но чаще всего эти встречи несли на себе отпечаток обыденности и даже естественности. Умерли обе его бабушки и один дедушка, умирали от болезней и погибали от несчастных случаев далекие и близкие знакомые. Но того, с чем он столкнулся на базе «Леспромхоза № 4», Сема не видел никогда. Он не бывал на войне и поэтому ему было трудно сравнить увиденное с чем-то уже знакомым. И от этого зрелище было еще страшнее.

Здесь побывала смерть.

В наступающих сумерках водитель Николай Семкин ходил от одного строения к другому и повсюду встречал одни трупы. Люди со страшными ранами на груди, с разорванными животами и, чуть ли ни напрочь оторванными головами, люди, которых — почти всех! — он знал лично, валялись мертвые и залитые собственной кровью по всей территории базы.

Те, кто здесь побывали, не оставили никому не единого шанса. Кто-то пытался сопротивляться и еще продолжал сжимать в мертвых руках топоры и ружья, и среди трупов Николай обнаружил одного убитого тигра, двух волков и медведя. Звери были убиты выстрелами из ружей и ударами топоров и ножей, но было видно, что умирали они не сразу и до последней минуты пытались унести с собой как можно больше жизней двуногих.

Словно в кошмарном сне, мало что соображая, Николай бродил от одного дома к другому. Он нашел не только убитых. Одиннадцать лесовозов было на базе и семь из них стояли здесь. Вернее, не они, а то, что от них осталось. Перевернутые неведомой силой, с сорванными и смятыми кабинами, с двигателями, превращенными в металлическую кашу…. Отчего-то вспомнилось, что матерый взрослый медведь в эту пору года, к середине лета, набирает вес в шестьсот с лишним килограмм и легко может сломать хребет изюбрю одним ударом лапы….