Контрольное вторжение

Я ощутил под пальцами скользкую от крови цилиндрическую поверхность, уходящую в глубь черепа.

— Через эту дырку бортовой компьютер будет осуществлять прямой контакт с нервной системой, — объяснил Кириллыч. — Специальное устройство снимет боль в ране, но не полностью, чтобы не затормозить скорость прохождения импульсов. Американская технология, мать их. Никакого человеколюбия. Теперь забирайтесь в люльку. Мы вас запаяем, а дальше программисты пусть вами занимаются.

Жандармы подняли меня на ноги и заставили вскарабкаться по окровавленной лестнице. Знакомой дорогой лезть оказалось гораздо легче. Маленькая заминка произошла из-за того, что мне пришлось продырявленным затылком надеться на интерфейсный штырь, но в этом деле мне помог Кириллыч. Было почти не больно.

А дальше тело само впихнулось в щель и легко нашло выстраданное положение. Я почувствовал, что мои ноги и руки крепят какими-то ремнями, туловище фиксируют липкой лентой. Вся работа была сделана очень быстро. Буквально через пять минут лязгнуло железо, и свет померк. Откуда-то сверху послышалось шипение, стало жарко, потом что-то обожгло ногу. Я попытался изменить положение туловища, но ничего не вышло. Я был надежно встроен в архаичные потроха древней ракеты.

Никогда не думал, что меня ожидает столь мучительная смерть. Впрочем, о подобных вещах мало кто задумывается. Почти каждый свято верит, что именно для него судьба наверняка не приберегла за пазухой кошмарного подарочка. Уж он-то точно попрощается с жизнью под ласковым надзором врачей, которые заботливо накачают его умирающую тушку самыми лучшими обезболивающими препаратами. Оптимисты вообще верят, что не умрут никогда. Реалисты трусливо рассчитывают на легкую смерть. Например, на внезапную гибель в катастрофе, или, на худой конец, планируют быстренько задохнуться из-за сломанного клапана в скафандре. Однако жизнь такая вредная штука, что только начинается для всех одинаково, а финал у каждого свой.

И не всегда заслуженный.

Безумно болела нога. Кроме плохо залеченного перелома, ее жег раскаленный металлический патрубок, который упирался в надежно зафиксированное колено.

Нос резало запахом паленой кожи и горячей резины.

Огромный колючий шар пульсировал в голове. Обезболивание было не химическим, а электронным. При этом датчики имели весьма большой допуск. Боль быстро нарастала до максимума, и, когда я почти терял сознание, срабатывала обезболивающая схема. Мне становилось легче, но всего на несколько секунд. Потом волна боли накатывалась вновь. Впрочем, мелкие неприятности не стоили и капли моего драгоценного внимания. Боль всего лишь служила доказательством того, что я все еще жив, и она закончится вместе с жизнью. Теперешний полет, как и мое далекое рождение, промежуточный этап в преддверии великого таинства смерти. Таинства, которое избавит меня от страданий и подведет итог под несколькими сумбурными веками затянувшегося земного пути.

В ушах затрещало. Звук становился все громче и очень скоро перешел в мерзкий скрежет ржавой пилы, вгрызающейся в металл. По глазам полыхнуло красным и горячим. Вначале я наивно обрадовался брызгам света, но очень скоро выяснилось, что короткие вспышки существовали только в моем мозгу. Душное нутро ракеты оставалось темным и пыльным. Во рту стало кисло, сладко и горько одновременно. Зубы застучали с частотой в пятьдесят герц. С огромным трудом мне удалось сформулировать догадку: «Загружают программное обеспечение». Мозг был явно занят какой-то неведомой работой. Мысли цедились тонюсенькой струйкой, словно вода из старого ржавого крана. «Вот и славно, — расслабился я. — Бездумно умирать не так противно».

Я ошибся. Несмотря на неспешность умственной деятельности, страх и боль никуда не исчезли. По-видимому, на обработку столь примитивной информации остаточной мощности сознания вполне хватало.

Загрузка программ завершилась внезапно. Одновременно с прекращением дребезга в ушах исчезла режущая боль в ноге, что принесло мне ни с чем не сравнимое наслаждение. Через мгновение боль вернулась, но теперь страдание осталось где-то за гранью рассудка, словно я уже имел весьма слабое отношение к своему организму. Словно я уже превратился в чистый разум, направляющий смертоносное железо к далекой цели.

Ракета стартовала, и ускорение знакомо легло мне на плечи. От перепада давления заложило уши. Стало холодно, но я не ощутил неудобств и перегрузок. Больше всего на свете мне хотелось увидеть, что происходит за пределами корпуса. Хотелось пронзить взглядом прочную оболочку и еще хоть разок увидеть этот мир. Как было бы прекрасно лицезреть рушащуюся прямо на меня гигантскую чашу Земли и далекие горизонты, жадно пожирающие космическое пространство.