Контрразведчик Ивана Грозного

Николай схватил шпагу за лезвие поближе к рукояти и со всей силы запустил ее в татя. Расстояние было совсем небольшим, и через мгновение ее тяжелый эфес врезался прямо в висок разбойника. Его ноги подкосились, рука повисла, и из рукава выпал шипованный тяжелый металлический шар с тонким кожаным ремешком, который был привязан к кисти руки татя. Бородатый широкоплечий мужик грузно рухнул на землю. Грешем удивленно смотрел то на привязанный к руке разбойника металлический шар, то на своего спасителя.

– Ты уже второй раз спасаешь меня от смерти, Ник! – воскликнул он.

– Ничего, как-нибудь вернешь должок, – усмехнулся Николай, поднял с земли шпагу и равнодушно вытер лезвие о кафтан убитого татя.

Над рекой грохотали беспорядочные выстрелы, звенели сабли. Это наконец-то дружина начала оттеснять многочисленную ватагу разбойников. Оттого они и были столь храбры, что напали на большой посольский караван. Но они не учли, что у охраны кроме холодного оружия есть еще и мушкеты. Людям Николая понадобилось время, чтобы их зарядить, а когда открыли из них пальбу, тогда разбойники и не выдержали. Они с криками, беспорядочно, вначале по одиночке, а затем и толпами стали убегать с места схватки подальше в лес. Теперь ловцам удачи стало не до добычи. Они старались спасти свои жизни. Многие из них с мушкетами встретились впервые в жизни. Меньше чем через полчаса с нападавшими было покончено. На берегу остались валяться десятка два, а то и больше трупов. Среди них были и двое знакомых Николаю ушкуйников. Как раз те, которые стояли в дозоре и должны были предупредить о нападении разбойников.

– Еще легко отделались, боярин, – тихо произнес один из подошедших к нему купцов. – Если бы не ты, еще неизвестно – чем бы все это закончилось.

Остальные купцы лишь закивали в знак согласия.

– Я царю слово дал, что доставлю в Москву английское оружие и новый договор, – так же тихо ответил Николай, глядя на готовящихся к отплытию караванщиков.

– Данное деловым человеком слово – оно весьма важное, а данное слово царю – втройне по важности будет! Ибо ты слово дал не только царю нашему, но и всему народу Великой Руси и Богу! – наставительным тоном ответил купец.

Уважительно поклонившись, он вместе с другими купцами пошел готовить суда каравана к отплытию. В это время товарищи по походу отделяли своих погибших от чужих. Они отбирали у разбойников оружие и другие полезности, а с телами татей особо не церемонились: побросали волкам на съедение за ближайшими кустами. Над своими сотворили скорую панихиду и закопали на пригорке. Караван уходил от места ночной стоянки, а Николай стоял у борта ушкуя с непокрытой головой и неотрывно смотрел на берег. Там на пригорке сиротливо белел православный березовый крест.

Прошло еще полтора месяца, и караван благополучно прибыл в Москву. Она встречала Николая перезвоном колоколов, и от этого звона сладко защемило сердце. Был какой-то православный праздник, и люди целыми семьями торопились в церкви. Николай не очень-то и разбирался в церковных праздниках, но тем не менее на душе у него было тепло и радостно. Сколь долго он не был на родной земле. Как успел соскучиться по русскому говору, совершенной простоте неспешного задушевного вечернего разговора. И как же был ему холоден английский остров по сравнению с духом родной земли – с ее трескучими морозами, игрой в снежки, быстрой ездой в санях под переливчатый звон бубенчиков да озорными катаниями с ледяных горок на Масленицу. «Лучше своей земли нет ничего на белом свете!» – мысленно воскликнул Николай и направил стопы к дому своего крестного – боярина Алексея Никифоровича, а весь товар и оружие оставил на попечение сэра Грешема на Английском дворе.

Николай нарушал незыблемое правило. Боярину по статусу не полагалось ходить по городу пешком, но ему было просто приятно ступать по родной земле. На одном плече у него была большая кожаная сума с многочисленными подарками, а на другой даже как-то символично висела сложенная шкура убитого им собственноручно английского медведя. Народ удивленно смотрел на статного высокого боярина с огромной шкурой медведя на плече и удивленно цокал ему вслед языками, а Николай лишь усмехался и шел дальше.

Он шел по знакомым улицам, мимо знакомых домов, и чем ближе подходил к дому крестного, тем ноги сами собой ускоряли ход. Вот и ворота, из которых он, казалось бы, совсем еще недавно отправился на далекий Альбион. Николай нетерпеливо постучал эфесом шпаги в ворота. За забором послышалась возня, а затем раздался голос старого слуги:

– И кого это несет к честным людям в то время, когда порядочных людев дома нетути? Хозяев нетути в доме! Они есчо все на службе в церкви находються! Апосля приходьте!

– Пантелей! Открывай скорее, свои пришли!

Загрохотал засов, и ворота слегка приоткрылись. Старый слуга некоторое время удивленно глядел на Николая, потом бросился наземь и стал ему истово кланяться.

– Наконец-то наш дорогой молодой боярин из заморских земель возвернуться надумал! – запричитал он. – Вот же радость-то какая боярину Алексею Никифоровичу будет-то!