Николая уже хорошо знали и в Стрелецком, и в Пушечном приказах, не хуже и в Бронном. И всюду он был как кость в горле для дьяков и подьячих. Николай от них требовал самого невозможного для любого чиновника в любом времени, а именно – это работать не покладая рук. К тому же он просил у них еще одну невозможную вещь – денег для осуществления своих замыслов. А задумки у Николая были велики. Он хотел переправить во Псков все пушки, которые он привез из Англии, и хотел создать на Руси войска специального назначения до начала войны со Стефаном Баторием. В его распоряжении осталось всего два года, и ему хотелось успеть за это время обучить профессиональных воинов и до зубов вооружить псковичей. Но чиновничья бюрократическая машина постоянно пробуксовывала. Ей все время нужна была смазка – «откаты». «Как все запущенно в нашем государстве! Полагал, хоть здесь, в средневековой Москве, обойдусь без взяток, но «добрая» и воистину наша вековая традиция абсолютно неистребима!» – думал Николай, ожесточенно споря с дьяком о сумме отступных за ускорение процесса. А всего-то и надо-то было внести в реестр пушки, которые Николай собственноручно накануне привез из Англии. Наконец удалось договориться, и дьяк клятвенно пообещал, что завтра же с самого утра приступит к составлению документа, но для начала работы ему нужно было проверить их наличность, пересчитать, определить калибр, испытать в деле, утвердить наверху, и только тогда, если не будет никаких нареканий, он сможет с чистой совестью заняться составлением списка наличия присутствия и распределением оного по всем крепостям. Но Николай требовал, чтобы все пушки без исключения были отправлены во Псков. А вот это-то дьяку Пушечного приказа оказалось совершенно не по нраву. Он тыкал в старые, уже пожелтевшие списки и твердил, что вот уж сие действие князя никак не по правилам. Дьяк с пеной у рта кричал, что распределять пушки нужно равномерно, согласно наличию присутствия оных, и только, если в крепостях имеются должным образом обученные пушкари, а крепостные стены подготовлены к установке оных, а не так, как того требует от него Николай. Снова пошла перебранка. Пришлось на время отступить и затребовать аудиенцию у царя. Вот здесь и помог Николаю подаренный государем перстень. Он послужил вроде спецпропуска в Кремль, а может, еще и свою роль сыграло то, что Николай стал служилым князем, а значит – на ступеньку ближе к царю. Теперь он до хрипоты спорил с Иваном Васильевичем и сам удивлялся своей наглости. Спорить с правителем всея Руси? Немыслимо, но ради дела, за которое радеешь всей душой, он был готов на все. На кону было существование той самой Всея Руси, из которой потом уже образуется его Россия двухтысячных годов. Но что еще больше удивило Николая, – это то, что Иван Грозный старался вникнуть в суть проблемы и с кондачка не отвергал его предложения, а если аргументы были достаточно убедительными, то непременно соглашался и тут же писал соответствующую грамоту. Но если сомневался, то вызывал к себе глав приказов и выслушивал доводы всех сторон. Ему нравилось быть третейским судьей и сам процесс умиротворения. Здесь, по всей видимости, сказывалось то, что он был искренне верующим человеком и старался без особой на то нужды не обижать людей. Царь все больше и больше проникался доверим к Николаю. Он уже видел в нем своего ближайшего сподвижника в остро необходимых государственных реформах, но не всем боярам из его ближайшего круга понравилось сближение царя и молодого князя.
На следующий день снова походы в приказы, споры с дьяками, умасливания, а затем под Тверь, в свою вотчину – проверять, как там идет подготовка спецназа. Основу подготовки Николай и его друзья уже преподали. Теперь непосредственно ежедневными тренировками занимался дьяк Михаил, но на людей надейся, а сам не плошай! Да и со старостой пообщаться нужно. Ведь теперь на кормлении у сельчан полсотни мужиков. Хоть и вотчина у Николая за год окрепла, да и людей в ней стало гораздо больше, но все же нет-нет да и возникали, пусть и небольшие, но проблемы, и требовалось его присутствие. Николай часто вспоминал про мобильную связь, но ее еще не придумали во времена Ивана Грозного, а на лошадях, даже по хорошей дороге, – это еще тот крюк. Дорога сжирала неимоверное количество времени. Хорошо еще, что по мере своей возможности ему помогали Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич. Первый мог проконтролировать выполнение уже оговоренных договоров в царских приказах, а глава Посольского приказа через своих людей следил за действиями короля Польши Стефана Батория. Друзьям нужно было из первых рук знать о его военных планах.