Со всем личным составом отдела и взвода охраны у меня в фронтовом темпе устанавливались хорошие, проникнутые взаимным уважением, дружеские отношения. Но самыми близкими они стали с Н. А. Евтроповым и Ю. И. Смирновым Им я рассказал о своей встрече с генералом Н. А. Королевым и о его разрешении мне приобщаться к оперативной и следственной работе. Оба отнеслись к этому положительно и обещали делиться своим опытом и знаниями. Как профессионал – юрист Юрий Иванович сразу же подарил мне уголовный и процессуальный кодексы РСФСР с научно-практическими комментариями, сделав на них дарственные надписи. При проведении допросов по делу «Цыган», о содержании которого ранее уже упоминалось, он приглашал меня присутствовать, предварительно знакомя с намеченной тактикой выяснения вопросов по его полному разоблачению.
С Вероникой Волковой сразу же начались теплые, прямо-таки семейные отношения, как старшей сестры с братом. Наедине она называла меня Васенька, при получении офицерского дополнительного пайка вместе чаепитничали. Я постоянно хвалил ее за аккуратность при ведении делопроизводства и качественное печатание документов. Работать с ней вместе было легко, она проявляла инициативное трудолюбие, безупречную исполнительность и я ей полностью доверял, не допуская слишком явного контроля и подчеркивания ее подчиненности мне. В этом проявлял себя только тогда, когда надо было позаботиться о необходимых для ее работы и отдыха удобствах. Что касается ее избранников из мужчин, то без особого труда мною замечались все ее хитрости при маскировке встреч с лейтенантом Слюсаренко, иногда в течение длительного времени. Меня сохранность этой тайны вполне устраивала как непременное условие поддержания необходимых друг другу дружбы и доверия.
Самые упрощенные отношения, без строгого соблюдения положенной субординации, сложились и с начальником отдела майором И. Р. Виленским. Будучи заядлым парильщиком, он сразу же привлек меня, как сибиряка и знатока русской сельской бани, в своего соучастника этого страстного действия по ритуалу, известному мне с раннего детства. Вместе с его ординарцем Гусмановым поочередно поддавали новую порцию жгучего пара и стегали друг за другом двумя вениками до полной устали, а он, вместо того, чтобы попросить пощады и передышки все яростнее выкрикивал: «Давай! Давай!». Такая экзекуция его мощного и жирного тела повторялась тремя – четырьмя заходами, после каждого из них он медленно обливал себя холодной водой, успевая одновременно и напиться. В тех случаях, когда удавалось достать пива, то эта процедура дополнялась длительным его распитием.
В моем исполнении служебных обязанностей ему очень нравилось то, что я докладывал всю поступившую почту, полностью зная ее содержание. Вскоре он к этому привык и стал спрашивать, что в почте есть интересного, и смотрел только названные мною документы, а остальное бегло просматривал и отправлял заместителю.
Капитан Иванов, принимая почту, как правило, говорил: «Оставь». При мне ее не рассматривал. Вообще вел он себя официально, и я к сближению с ним не стремился. Прибыл он в контрразведку из МВД. Его милицейские подходы к решению вопросов прямыми официальными действиями явно выделялись и желания чему-то учиться у него не вызывали.
Из полков постоянно поступала масса документов по состоявшимся вербовкам агентов, доверенных и резидентов, а также сообщения по лицам, разрабатывавшимся по делам оперучета. Все эти документы регистрировались и обрабатывались в секретариате, после чего оформлялись в архив или приобщались к соответствующим делам, в том числе к так называемым литерным делам по объектам. Там накапливались материалы по сигналам, заслуживающим оперативного внимания, но недостаточным для заведения дела оперативного учета. Сообщения информационного характера обобщались старшим оперуполномоченным Евтроповым без снятия с них копий и приобщались к рабочим делам соответствующих источников. Многочисленными были случаи, когда оперработники присылали материалы небрежно оформленные, поверхностно оцененные по своему содержанию и предпринимаемым мероприятиям. В таких случаях они дорабатывались в отделе и служили основанием для критических разборов на совещаниях.
Самая интересная и образцовая, во всех отношениях грамотная и оперативно устремленная документация поступала, в том числе и по ряду дел оперучета, от старшего оперуполномоченного лейтенанта Федора Яковлевича Зехова, человека внешне представительного, лет 40, причислявшего себя к потомкам забайкальского казачества, по гражданской специальности – инженер мукомольной промышленности высшей категории, имевшего опыт творческой научной работы (до войны занимался по проблемам сельского хозяйства в Иркутском Сибирском отделении АН СССР).