Так вот шибко выделяется наш фамильный экипаж: хоть при комбайне, хоть в новом нашем клубе — пусть это не городской Дворец культуры, а рубленые лишь хоромы. Евгения, значит, за клавишами фортепиано, Платон, когда дома, на скрипке, а я на новехоньком, «столичном» аккордеоне.
Наша мать тоже старалась до поры до времени. Известно — природная певунья. Поначалу даже гопачка исполняла соло на клубной сцене.
А вот сдает Павла…
Припоминаю: заимка наша все еще оглашается трелями таежного дождя, а определяю нутром лесована — надвигается хиуз, а сказать по-модному — антидождь. Вот-вот обратно взметнусь на верхотуру моего красавца, нашего поильца-кормильца. А потом начнется музыкальный номер, молотильная сюита — соло на нашей лихой двухметровой пиле. Одно слово, «аллегра модерата»…
Если что не так… прошу помнить — некогда было мне вникать в тонкую грамоту. Только-только начали проклевываться усики, позвали к оружию. А чуть пробились усы, довелось, засучив рукава, поднимать колхоз. За себя и за тех пятерых, что не вернулись в тайгу. Пусть уж наши отростки — Евгения и Платон… Ведь и их батя не зря рвался через Днепр, через Вислу, через Неман, через Одер, через минные поля и гранитные надолбы к светлому будущему…»
МОЙ ДОМ — ТВОЙ ДОМ
Сергей Савельевич Сорокин, пыхтя и тяжело отдуваясь, зашнуровывал протез. Это давалось ему нелегко: мешал тучный живот.
Из передней донесся короткий нерешительный звонок. Сергей Савельевич выпрямился. Его широкое, с синеватыми прожилками лицо побагровело от натуги. Чуть выпученными карими глазами растерянно посмотрел на Жанну Петровну, худенькую седую женщину с грустным, хорошо сохранившимся лицом.
— Рано кого-то принесло, — сказал Сорокин, выпуская изо рта и ноздрей густое облако сизого дыма. — Пойди, душечка, открой, пожалуйста, — обратился он к своей супруге.
Жанна Петровна достала из пачки мужа папиросу и вышла. Вскоре, придерживая рукой полу пестрого халата, с чуть закинутой назад головой, вернулась.
— Какой-то дед. Очевидно, колхозник, — вяло посмотрев на мужа, шепотом произнесла она. Потянулась за спичкой.
Глаза Сергея Савельевича радостно заискрились.
— С волосами? То есть с бородой, с рыжеватой бородой? — спросил он.
Жанна Петровна успела лишь утвердительно опустить длинные ресницы. За спиной ее звучно заскрипели сапоги.
— Так это же сам Елизар Иванович! — выпалил явно взволнованный Сорокин и бросил на пол окурок.
— Так точно, Елизар Иванович! — подтвердил густой бас из прихожей.
На пороге показался небольшого роста старик в синей стеганке, с роскошной, распластанной во всю ширь груди бородой.
— Разрешите взойти? — спросил он, аккуратно снимая обеими руками армейскую фуражку с красным околышем. — Мир этому дому!
— Дорогуша! Елизар Иванович! — несказанно обрадовался хозяин, идя навстречу гостю. — Чего спрашиваешь, старина? Мой дом — твой дом! Наконец-то вылез ты из своей берлоги, пожаловал к нам в белокаменную!
— Вот и пожаловал, — забасил старик, протягивая Сорокину свою широкую руку. Хозяин с гостем трижды поцеловались, похлопали друг друга по плечу.
— Жанна Петровна, — с ноткой восхищения в голосе обратился Сорокин к жене, — знакомься. Это и есть сам Елизар Иванович.
— Очень рада, — показавшись из-за ширмы в узком штапельном платье, прощебетала Сорокина, протянув маленькую руку гостю. — Мне о вас много говорил Сергей Савельевич. Он вас иначе не называет как «мой спаситель».
— Куда там! — повел маленькими, глубоко сидящими глазами старик.
— Нет, нет, это уж ты того… — запротестовал Сергей Савельевич, усаживая гостя и вновь закуривая, — не скромничай, Елизар Иванович. Если кого и можно назвать народным героем, так это тебя, старина!
— Прямо! — схватился за бороду гость. — Таких народных героев — что колосков в поле.
Жанна Петровна накрыла на стол. Не вынимая изо рта папиросы, сквозь зубы спросила:
— Вы с нами позавтракаете, Елизар Иванович?
— Что ты? — возразил Сорокин. — Таких гостей не спрашивают, силком к столу тянут.
— Покорно благодарим, — сдержанно сказал старик.
— Значит, в гости? Надолго? Посмотреть столицу? Покататься в метро? — посыпались вопросы хозяина.
— Нет, Сергей Савельевич, то есть, не подошла еще нам пора по гостям раскатываться. Колхоз на ноги становим, разруху аннулируем. Такие домины, Сергей Савельевич, построили, любо-дорого посмотреть. А сельский клуб — что ваш высотный дом на Арбате, — пошутил старик.
Сорокин раскатисто смеялся. Гость вторил ему:
— Нет, Сергей Савельевич, смех смехом, а наших Лукашей не узнать. Дел у нас прорва. Вот меня как члена правления и двинули по части лаков, красок, шпалеров и разной прочей нарядности. Хотим, чтоб и у нас была комплектура, то есть как у людей!
— Как там дражайшая Домна Даниловна? — поинтересовался Сергей Савельевич, глядя преданными глазами на старика. — Жива? Здорова?