Концепции современного востоковедения

Универсальность понятия «возврата к древности» для литературного развития разных народов в эпоху господства нормативной поэтики не вызывает сомнений. Дальнейшее изучение и сопоставление выделяемых самой национальной традицией этапов стилистической эволюции классических литератур Запада и Востока, т. е. выделение «стилей эпох», может способствовать формированию более полной картины развития всемирной литературы именно в те периоды, которые до последнего времени практически не воспринимались с точки зрения единства закономерностей мирового литературного процесса. В связи с обозначенной темой особую актуальность приобретает изучение элементов авторской рефлексии в художественном произведении. Прежде всего, это важно для тех литературных традиций, в которых отсутствуют или слабо представлены нормативные трактаты по поэтике.

В данном разделе обозначена лишь одна из узловых проблем построения фундамента «истории всемирной литературы» как самостоятельной филологической дисциплины, преподаваемой в историко-типологическом, компаративном и историко-функциональном ключе. Пока опыт чтения этого лекционного курса небогат, его дальнейшая разработка требует совместных усилий специалистов-литературоведов самого широкого профиля. Пусть настоящая публикация послужит первым шагом на пути к плодотворному научному диалогу и совместной работе исследователей и преподавателей разных направлений, объединенных общей идеей.

М. Л. Рейснер

Востоковедение в антропологическом дискурсе

Социально-культурной антропологией как «сравнительным народоведением» наработаны различные концепции и методологические подходы, которые имеют непосредственное отношение к востоковедению – дисциплине, занимающейся изучением народов Востока. Действительно, все они так или иначе связаны с осмыслением «другого», прежде всего неевропейцев. В ретроспективе именно азиатские народы первоначально привлекли внимание древних мыслителей, пытавшихся обнаружить причины отличий их общественного уклада и образа жизни от Запада (греков и римлян). Таким образом, антропология фактически всегда была методологическим стержнем востоковедения, а поэтому ознакомление с антропологическим инструментарием, теоретическим и методологическим, в рамках курса «Концепции современного востоковедения» должно способствовать формированию у начинающего исследователя-востоковеда научно-мировоззренческой позиции при выборе адекватного подхода для изучения соответствующей афро-азиатской культуры.

Здесь надо упомянуть также особую логику развития гуманитарного знания, когда каждому исследователю приходится, образно говоря, все «начинать сначала» – в отличие от естественных наук, где прогресс носит поступательный характер, т. е. от предыдущего достижения к следующему. И в антропологии, как можно наблюдать, каждая новая концепция являлась в той или иной мере «возвращением к истокам», конечно, с привлечением новых эмпирических данных, достижений в сфере естественных наук и т. д. Подобное развитие напоминает механизм пульсации, когда доминирование одних идей временно угасает, чтобы в будущем, на новом витке осмысления социокультурных реалий, возродиться вновь. Историки науки устанавливают корреляцию между планетарной общественно-политической динамикой (войнами, революциями, появлением новых государств и т. д.), достижениями в области естествознания, технологического прогресса и доминированием (популярностью) той или иной концепции. Опять же уход антропологической теории с авансцены обществоведческой мысли никогда не означал ее полного забвения; оставались научные институты (университеты, кафедры и т. д.), которые продолжали следовать традиции, утратившей, казалось бы, свою актуальность.

Порой же в истории европейской гуманитарной мысли были в одинаковой степени востребованы разнонаправленные теории. Например, сосуществовали идеи Э. Дюркгейма, отрицавшие роль личности в обществе, равно как и использование психологических подходов для исследования социальных процессов, и идеи Г. Тарда, наоборот, отвергавшие дюркгеймовское понимание общества как самостоятельную субстанцию, не сводимую «к сумме индивидов», а придававшие решающее значение именно личностям. Как раз отдельный поведенческий акт, по Г. Тарду, превращается в общественную норму посредством феномена «подражания»149. Концепция Г. Тарда была, правда, популярна прежде всего в США, где социальной индивидуализм получил наибольшее развитие.

Конкурентная борьба в истории антропологической мысли отчетливо прослеживается между двумя взглядами на социальную материю: с одной стороны, как на универсалию, развивающуюся в пространстве и времени по общим законам, с другой же – как на уникальное образование, сводимое к конкретному социуму, функционирование и развитие которого не подвластно каким-либо общим законам.