Концепция феноменологии Макса Шелера. Шелер vs Гуссерль

Таким образом, согласно Гуссерлю, принцип беспредпосылочности философии требует а) феноменологически выявить и экземплифицировать все допущения; б) исключить те из них, которые не поддаются экземплификации в той или иной мере, т. е. оказываются не вполне очевидными. При этом речь идёт у Гуссерля только о самом познании, о познавательном отношении субъекта познания к бытию или о том, каким бытие предстаёт познанию. Принцип беспредпосылочности, в трактовке Гуссерля, оказывается ограниченным только теорией познания, т. е. имеет исключительно гносеологический статус.

Но получается, что «теория познания», призванная выявлять все предпосылки и гарантирующая беспредпосылочность и тем самым строгую научность философского познания, сама нуждается в обосновании – либо, по меньшей мере, в какой-то высшей контрольной инстанции, т. е. «теории теории познания», а она, в свою очередь, в «теории теории теории познания» и т. д. Поэтому, чтобы избежать дурной бесконечности или движения по кругу – ведь никакой системной онтологической опоры у Гуссерля нет – он вынужден полагать предел в феноменологически выявляемой самоочевидности (примеров).

Её достигает «формальная теория познания», которая, собственно говоря, уже никакая не «теория», а по сути «философское дополнение к чистой mathesis в самом широком (из всех мыслимых) понимании, которое объединяет всё априорное категориальное познание в форме систематических теорий»[110]. «Вместе с этой теорией теорий, – пишет Гуссерль, – проясняющая её формальная теория познания предшествует любой эмпирической теории, следовательно, предшествует любой объясняющей реальной науке, физическому естествознанию, с одной стороны, а психологии – с другой стороны, и, естественно, любой метафизике»[111]. Формальная теория познания объясняет не познание каких-либо фактических предметов, событий или процессов, но саму идею познания в соответствии с его конститутивными элементами, или законами. Она объясняет не фактические акты мышления, но идеальный смысл их видов и необходимые видовые связи между ними.

Эти чистые формы познания она стремится прояснить, утверждает Гуссерль, «путём возврата к адекватно осуществляющему их смысл созерцанию». «Это прояснение, – подчёркивает он, – осуществляется в рамках феноменологии познания, феноменологии, которая, как мы видели, направлена на сущностные структуры «чистых» переживаний и принадлежащий им смысловой состав. В своих научных установлениях она с самого начала и во всех дальнейших шагах не содержит ни малейшего утверждения о реальном существовании;

следовательно, никакое метафизическое, никакое естественнонаучное и в особенности психологическое утверждение не может иметь в ней места в качестве предпосылки»[112]. Удаётся ли, таким образом, Гуссерлю вырваться из круга «познания познания»? На наш взгляд, не удаётся: теория теории познания, или формальная теория познания, или особая «феноменология познания», – это, на самом деле, всё та же неокантиански ориентированная гносеологистская методология, которая предшествует всему и вся.

Для Шелера неприемлем приоритет в реальном познании любого рода методическо-методологических эпистемологических процедур. Всякая теория познания, считает он, впадает в круг, уже предполагая для познания способности познания саму возможность познания, поэтому и любой метод уже предполагает то, что должно быть с его помощью раскрыто. Конечно, речь не идёт о принципиальной недооценке метода и учения о нём (методологии) вообще. Шелер лишь подчёркивал производность, вторичность метода, обычно критикуя при этом неокантианский научно-рационалистический панметодологизм. Сам он неохотно взялся за написание методологической работы «Феноменология и теория познания» (с упомянутыми оговорками) для некоего «издателя «наук о духе»», который обратился к нему с просьбой «кратко и ясно рассказать о молодом философском направлении, представители которого объединились вокруг «Ежегодника по философии и феноменологическим исследованиям», об их работе и целях»[113]. Тот факт, что все работы Шелера, специально посвящённые феноменологии как методу, остались не законченными и не опубликованными, говорит о многом.