Концепция институционально-организационных циклов – ключ к пониманию смысла и логики истории России

Согласно другой типологии общества делятся на простые и сложные. Критерием выступает число уровней управления и степень социального расслоения. В простых обществах нет руководителей и подчиненных, богатых и бедных. Таковы первобытные племена. В сложных обществах несколько уровней управления, несколько социальных слоев населения, расположенных сверху-вниз по мере убывания доходов. При сравнении указанных подходов мы можем заключить: простые общества совпадают с дописьменными. У них нет письменности, сложного управления и социального расслоения. Сложные общества совпадают с письменными, т. е. с теми обществами, в которых наряду с письменностью, появляется разветвленная система управления, собственность и социальное неравенство.

С точки зрения институционально-организационного подхода ключевое значение для исследования общественной жизни имеет подразделение социальных организмов на различные типы по признаку, относящемуся к их устройству, или способу их внутренней организации. Одним из первых на этот аспект обратил внимание немецкий исследователь античности Бартольд Георг Нибур (1776–1831). Ему принадлежит заслуга в постановке вопроса о природе такого института, каким является род. В трехтомной «Римской истории» (1811–1832) он нарисовал картину смены обществ, взяв за основу родовой принцип, а также типы государственной организации, базирующейся на территориальном делении. И римляне, по Нибуру, не исключение. Родовое устройство общества сменилось территориальным и у древних греков. Эта идея была в дальнейшем разработана американским этнологом Льюисом Генри Морганом (1818–1881) в его труде «Древнее общество, или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации» (1877; русск. перевод: Л., 1933; 1934).

Л. Морган достаточно четко выделил два типа, или, как он выражался, два «плана» общества, которые совершенно различны по своим основаниям. Он связывал первый тип общества с первобытностью, второй – с цивилизованным, или классовым, обществом. «Первый по времени, – писал Морган – основан на личности и чисто личных отношениях и может быть назван обществом (societas). Второй план основывается на территории и частной собственности и может быть назван государством (civitas). Политическое общество организовано на территориальных началах, и его отношение к личности и собственности определяется территориальными отношениями. В древнем обществе этот территориальный план был неизвестен. Появление его составляет пограничную линию между древним и современным обществом»[56].

Утверждение, что социоисторические организмы только второго из двух выделенных типов базируются на территории, вызывало и вызывает возражения. Первобытные общины, долгое время являвшиеся единственными социально-историческими организмами, всегда были связаны с определенной территорией. В эпоху перехода от первобытного общества к классовому, т. е. в доклассовом обществе, возникли более сложные социально-исторические организмы, состоявшие из нескольких общин. Одну из их разновидностей принято именовать племенем. Каждое из подобного рода племен тоже имело свою территорию. Понятия общинной и племенной территории повсеместно употребляются в этиологической и исторической литературе. Все конкретные относительно обособленные общества были связаны с той или иной территорией. И социально-исторические организмы названных двух типов различались вовсе не наличием или отсутствием у них территории, а принципами, лежавшими в основе их организации, что предопределяло разное их отношение к территории.

Л.А. Тихомиров в своем труде «Монархическая государственность» отмечает следующее о типах социального устройства: «В отношении собственно социальном человечество переживает вообще две стадии развития: быт патриархальный и быт гражданственный, незаметными ступенями переходящие из одного в другой. Быт патриархальный, есть быт разросшейся семьи, члены которой связаны не только общим происхождением, но и всей нравственной и дисциплинарной силой его. Патриархальный быт существует лишь до тех пределов, пока семья, сильно разросшаяся, еще не настолько, однако велика, чтобы члены ее потеряли возможность личного постоянного общения, личного знакомства, совместного труда и защиты. На этом непосредственном, личном влиянии все построено в патриархальном быту, и тем более прочно, что место каждого члена определяется не выбором, не желанием и даже не заслугами, а естественным нарастанием одного поколения на другое. Патриархальная семья есть плод, так сказать, растительного социального процесса, действия естественных сил – рождения, симпатии, подчинения сильнейшему, привычке… Сознательность участвует в этом очень мало, лишь в частностях и подробностях. Но тем сильнее связь привычная и инстинктивная, усиливающаяся еще более тесным единством культа, который всегда или состоит в культе предков или тесно с ним связан»[57].