Концерт для баяна с барабаном

— Да, это Китёныш, — подтвердила мама, — мы дома так Костика называем.

— Костика? — удивился дядя Толя.

— Да. А я Ляля. То есть Оля. В общем, меня так муж называет.

— Оля? — ещё больше удивился дядя Толя и почесал в затылке. — Ну дела…

Потом всё прояснилось. Оказалось, что дядя Толя просто перепутал улицу. Попал на соседнюю. А номер дома, и этаж, и квартира совпали. А троюродную сестру его на самом деле звали Валентиной. А её сына Никитой. Но все называли его Китёнышем.

Дядя Толя, осознав свою ошибку, как-то весь съёжился и засуетился. Он молча снял с верёвки свой тяжёлый брезентовый плащ. Собрал в сумку банки с помидорами и огурцами. Только морошку с клюквой оставил — они уже были открыты, могли разлиться по дороге. Уходя, дядя Толя укоризненно посмотрел на Костика, будто тот его обманул — специально подсунул не ту улицу.

Когда за дядей Толей захлопнулась входная дверь, Костик снова занял свой наблюдательный пункт у окна. На улице почти стемнело. Дождь уже не барабанил в окно со всей силы, а тихо стекал по стеклу одинокими каплями. На сердце у Костика было почему-то очень тоскливо. Где-то там, на соседней улице, живёт мальчик Никита по прозвищу Китёныш, который тоже любит клюквенное варенье. Сейчас к нему позвонит в дверь дядя Толя из Карпогор. И починит табуретку. Или вкрутит лампочку. Достанет из сумки банки с огурцами. И станет рассказывать про рыбалку и про кабана. И вспоминать про лепёшки и таз с земляникой.

Сзади к Костику подошла мама. Она нежно погладила его по голове.

— Я тебя, Китёныш, конечно, не ругаю… такое недоразумение… но всё-таки, как ты мог открыть дверь чужому человеку?

— Он не чужой…

— Хорошо ещё, не бандит и не грабитель оказался. А то, знаешь, что могло бы быть?

— Не надо, мам, — попросил Костик и, выскользнув из-под маминой руки, прижался лбом к холодному стеклу.

В это время в дверь позвонили. Один раз дз-з-зынь! И всё. Мама с Костиком переглянулись и пошли открывать.

На пороге стоял дядя Толя. Он был уже без чемодана и сумок. Видимо, нашёл всё-таки своих. Дядя Толя нерешительно топтался на месте. Мама и Костик молчали. Тогда дядя Толя сказал:

— Я вот зашёл… Хотел только сказать… наш уговор остаётся в силе. Ну, я про лето. Жду вас у себя в Карпогорах, — дядя Толя протянул маме свёрнутую бумажку. — Тут адрес. Приезжайте обязательно. Все. И гастролёра своего берите. Буду ждать.

Дядя Толя широко улыбнулся, помахал на прощание рукой и зашагал вниз по лестнице. Костик вздохнул с облегчением. Какое всё-таки счастье, что где-то далеко в Карпогорах у него теперь есть дядя Толя!

Мой забывчивый папа

Мой папа очень забывчивый. Очень-преочень. Он забывает всё, всегда и везде. По сравнению с моим папой человек рассеянный с улицы Бассейной — это первоклашка рядом с доктором наук.

Когда папа собирается на рыбалку, он всегда забывает удочки. Если идёт в магазин — оставляет дома кошелёк. С Восьмым марта папа поздравляет маму двадцать третьего февраля. А ещё он старается каждый день дарить маме цветы, потому что никогда не помнит, когда у неё на самом деле день рождения.

Однажды мы всей семьёй пошли кататься на лыжах. Так мой папа только на лыжне обнаружил, что взял из дома одни лыжные палки — без лыж.

Мы дома так папу и зовём: «папа-забывапа». Это прозвище папа сам себе придумал. Потому что, кроме забывчивости, у папы ещё развита способность к самокритике. Ну и чувство юмора немножко.

Из-за папиной забывчивости мы всегда попадаем в разные истории. Как-то поехали мы с ним навестить приболевшую бабушку. Мама сварила для бабушки курицу, налила в термос морсу, намыла яблок и огурцов. Упаковав всё это в большую хозяйственную сумку, мама с сомнением поглядела на папу и пожелала нам счастливого пути.

Ехать к бабушке надо было на электричке. Недалеко — всего-то остановок пять-шесть. Как только мы сели в вагон, папа стянул с себя нарядный свитер, который мама подарила ему на Новый год, и запихнул его в сумку. А сумку затолкал наверх — на полку, куда пассажиры обычно кладут свой багаж.

— Подальше положишь — поближе возьмёшь, — со знанием дела объявил он.

Положить-то мы положили. А вот взять…

…Мы вышли на бабушкиной станций и, взявшись за руки, бодро зашагали в сторону ближайших пятиэтажек. И всего-то шагов пятнадцать отошли от платформы, как вдруг папа замер, широко раскрыв рот и выпучив глаза. Он всегда так замирает, когда вспоминает, что где-то что-то забыл. Вид у него при этом становится глупый-преглупый.

— У-у-у-а-а-а-х-х-х, — папа с шумом втянул в себя, будто в воронку, воздух.

Мы разом повернули назад и бросились на платформу. Но электричка только ехидно помахала нам хвостом.

Бабушка потом долго успокаивала папу, и суетилась вокруг него, и отпаивала горячим чаем с клубничным вареньем. Но папа был безутешен. Он очень переживал из-за того, что мы не угостили бабушку нашей вареной курицей. И из-за свитера. В основном, конечно, не из-за самого свитера, а из-за того, что это был мамин подарок.

В другой раз мы с папой собрались в цирк на утреннее представление. А мама осталась дома варить нам на обед борщ.