Концерт для Крысолова

Да, Ширах не вдохновлялся христианской верой, которую Инницер назвалмифом только для того, чтоб наци попал на крючок, — но и языческими бреднями он, этот наци, не дышал. Он вообще жил без религии — и, кажется, без малейшей потребности в ней…

Что же до спасенья души — Инницер замечал, что Ширах очень часто не находит себе места на этом свете. Но к Богу обратиться ему и в голову не приходит.

— Скажите, Бальдур, правда ли, что вы не запрещали детям из Гитлерюгенд верить в Бога?

— Правда… Я подумал — жестоко отбирать веру у тех, кому она нужна.

Не было у Инницера ни желания, ни таланта вести глупые споры о том, есть Бог или нет, а если есть, то какой. Для него вера была стержнем жизни, христианская вера, прощение и милосердие; и ничего он не мог сообщить нового Шираху, не верящему ни в какое прощение-милосердие Божье, кроме того, что…

— Настанет момент, Бальдур, когда вы будете искать последний угол, куда приткнуть свою душу. И углом этим станет Бог.

Но тогда до последнего угла Бальдуру было еще далеко — хоть и ехал он в Вену с осадком на душе. Не было сомнений, что кто-то — скорей всего, Борман — помог рейхсюгендфюреру расстаться с должностью.

Странно, но Ширах никогда не узнавал Бормана на фотографиях таким, каким его знал. На фотках — даже отличных гофмановских — был небольшой, серьезный, крепкий человек, напоминающий ладненькую кадочку с маринованной селедкой. Но Ширах — стоило ему столкнуться с Борманом — ощущал его не как теплое, живое человеческое существо, а как нечто вроде травящего газа — удивительного, без запаха, цвета, вкуса, без режущей безысходности, которая вмиг скручивает отравленному желудок, слепит глаза и заливает разноцветными чернилами мозги. Мартин Борман был чудо-газом, который травил избирательно и постепенно.

Однажды Ширах спьяну сболтнул об этом пьяному же Роберту Лею. И тот отреагировал сообразно своему химическому образованию:

— А ты, — старые, первые члены НСДАП все поголовно «тыкали» Шираху, ибо считали, что это в их праве, раз уж они помнят его семнадцатилетним; некоторых из них Ширах удачно ставил на место; с Леем — ему было даже приятно это «ты», как с Гессом, — Ты, Ширах, наверняка представляешь из себя такое химическое соединение, которое не совмещается с Борманом?.. А что ты делаешь, когда вы смешиваетесь? Улетучиваешься или сгораешь?..

— Сгораю… со стыда за фюрера.

— А я предпочитаю улетучиваться… подобру-поздорову.

«Значит, фюрер теперь пребывает в полной уверенности, что я недостоин больше воспитывать немецкую молодежь, — с обидой думал Бальдур, глядя из окна купе на убегающие огни, — И это после всего, что я сделал…»