Концерт для Крысолова

— О да-да-да. То-то Руди проводит с фюрером больше времени, чем с женой, и своих дивных глаз с него не сводит!

— Бальдур, — усмехнулся Пуци, — не знал за вами чисто женской способности вот так перемывать людям кости.

— Это не единственная моя чисто женская способность. Притом что у меня и потребности, — Ширах неопределенно и нежно улыбнулся кому-то невидимому, не Пуци, — тоже чисто женские.

«Значит, я все же был прав, — подумал Пуци, — и зря жалел его. Его это нисколько не мучает. Какой мужчина столь легко признается в гомосексуальности?»

— А зачем вы мне это рассказываете, Бальдур?

— А вы как думаете, Эрнст? Заигрываю…

— Бальдур, ей-Богу, вы пьяны.

— Пьян, конечно. И чувствую себя не лучше вас, я уже говорил. У вас-то хоть завтра возможна иллюзия семейного счастья…

— Иллюзия? Стало быть, она с ним все же…

— Да, да. Только больше не говорите, что я сплетничаю. Вы сами хотели знать. Свечку я не держал, но в том и нужды не было, скажу я вам…

— Понятно, — Пуци отвернулся, налил себе, залпом выпил. Ему было очень больно и ощущал он себя отвратительно. Теперь, когда его подозрения подтвердились — и подтвердились таким поганым образом… Если то, что произошло, заметил Ширах, который полвечера провел в одиночестве — значит, заметили все. Дикая злоба на Хелен несколько минут мешала ему продышаться. Сука, дуреха, чокнутая проблядушка! Сдержаться не могла, чтоб чуть не в чужой гостиной не вскочить верхом на эту ушастую обезьяну, которая на мужика-то похожа только на двух, трех от силы фотографиях Гофмана! Ладно б хоть был какой арийский кобелина двухметрового роста с соломенными кудрями, а то… Йосечка, мать его!

— Эх, — сказал он, — пожалуй, набью я завтра кому-то морду.

— Геббельсу нельзя бить морду, — наставительно произнес Ширах, — он же рассыплется. А вы будете иметь большие неприятности с фюрером.

— Знаете, Бальдур, — сказал Пуци, — Может, вы и правы в том, что не хотите связываться с бабами.

— Угу.

— Прозит, геноссе!

Коньяк почему-то так обжег горло, что у Пуци слезы выступили на глазах. И он с минуту просидел, прикрыв глаза ладонью. Ширах, деликатно отвернувшись, помалкивал. А потом, когда Пуци махнул рукою, вздохнул по-лошадиному и сделал вид, что сплевывает на ковер, произнес:

— Вы мне сейчас так нравитесь, Эрнст.

— Что, Бальдур?.. Почему?.. Чистый Отелло?

— Вроде. Хотел бы я, чтоб кто-то испытывал столь же сильные чувства ко мне.

— У вас еще все впереди.

— Кто знает. У всех самых лучших мужиков уже есть жены или любовницы… — комически-скорбно выдохнул Ширах, и Пуци невольно улыбнулся:

— Смешной вы сегодня.

— Наверное. Я рад, что смог вас немножко отвлечь. Тем более, что иным образом вы бы мне вас утешить не позволили…

— А вы бы что, были согласны на это? — с пьяным добродушием спросил Пуци.

— А то.

— Но зачем же?

— Затем, что вы, как я совершенно уверен, очень нежны в постели. Такие огромные медведи, как вы, обычно очень нежны, словно раздавить боятся, — ласково сказал Ширах, — А я очень люблю, когда со мной нежны. Просто умею это ценить, чтоб вы знали.

«В отличие от НЕЕ. Йосечка небось набросился на нее, как кобель… вот уж чего никогда я не умел — так это вот так бросаться…»

Ширах прикурил, поудобнее устроился на диване, придвинувшись к Пуци и положив голову ему на плечо. Пуци нисколько не возражал против этого, даже внутри ничего не запротестовало. Желание куда-то деть свою боль и подарить кому-то то, от чего эта манда влегкую отказалась, пересиливало комплексы. А почему бы и нет, черт возьми? Прямо на этом диване, прямо здесь. Будет что вспомнить об этом вечере, кроме боли и пьянки… И риска нет — Мария не встанет ни за что, спит она, как сурок. Хелен пьяна, тоже пушкой не разбудишь. Эгон никогда не просыпается после полуночи, если никто не трезвонит в дверь.

Пуци повернул к Шираху голову, тот привстал, позволяя себя обнять, и сразу же угостил его таким поцелуем, что Пуци моментально поплыл и размяк. Впрочем, не до такой степени, чтоб не обратить внимание на включенный свет.

— Выключить? Бальдур?

— Зачем? Он мягкий, глаза не режет.

— Но…

— Стесняетесь, Эрнст? А чего?.. В лицо вы мне, скорей всего, смотреть не будете… — мягко посмеивался Ширах, — зато увидите всё, что нужно.

— Вы… определенно не хотите, чтоб я забыл этот вечер!

— Конечно, не хочу. Замолчите наконец. Или… давайте сменим тему разговора.

Тема разговора сменилась самопроизвольно.

— Эрнст, все же, на всякий случай, давайте не будем раздеваться совсем… мало ли что…

— Да, да…

Ну и какая разница, обалдело думал Пуци через несколько минут, все равно кто угодно, если нас увидит, все поймет… Расстегнутые рубашки и брюки, алые следы поцелуев у меня на шее и груди, член, который порвал бы штаны, если б Ширах не склонился к нему и не начал его лизать…

— Ты с мужиком первый раз? — спросил вдруг Бальдур.

— Да.

— У тебя есть способности… Теперь сползай на пол и сам думай, что делать. Только полегче, не забывай. Здоров уж он у тебя очень.

Ширах давно уже стоял на коленях возле дрожащего на диване Пуци. Теперь он окончательно спустил брюки и трусы, оперся локтями на диван, удобно пристроил голову.