Концерт для скрипки со смертью

– Оба умерли. Я помню, она говорила, что они умерли, когда она была ребенком, и ее растила тетка. Никогда не видела этой тетки. Думаю, они не уживались. Анн-Мари ездила навестить ее один раз за все это время, но, мне кажется, это была больше обязанность, чем удовольствие.

– Братья и сестры? Другие родственники?

– Она никогда никого не упоминала. Я сделала вывод, что у нее было одинокое детство. Она училась в интернате, думаю, потому, что тетка не хотела, чтобы она болталась в доме. Вспоминаю, она однажды сказала мне, что ненавидела школьные каникулы, так как тетка не разрешала ей приглашать друзей домой поиграть, чтобы они не сделали случаем беспорядка. Не разрешала ей и домашних животных. Одна из тех страшно гордых своим домом женщин, я полагаю. Чертовски трудно жить с такими, особенно ребенку. Вы уже с ней разговаривали?

– Я и не знал до этого момента, что она существует в природе. Мы спрашивали вашу миссис Бернстайн, но она не знала о ее ближайших родственниках.

– Нет, я полагаю, она не знала, – задумчиво сказала Джоанна, – и я полагаю, что если б это было со мной, а не с Анн-Мари, было бы то же самое. Значит, тетка еще не знает, что Анн-Мари мертва?

Слайдер отрицательно покачал головой.

– Я предполагаю, вы не знаете ее имени и адреса?

– Ох, ну что вы! Да разве она когда-нибудь называла мне имя своей тетки? Я знаю только, что она жила в деревне Стуртон-он-Фосс, где-то в Костволдсе. Дом назывался как-то вроде «Помещичья ферма», не помню точно. Но Ани-Мари рассказывала, что то был большой дом, а деревня маленькая, так что вы сможете легко отыскать это место. Погодите-ка минутку, – она нахмурилась, – кажется, я как-то раз видела фамилию на конверте. Как же это было? Я шла к почтовому ящику, а она попросила меня бросить и ее письмо.

Она на какое-то время задумалась, прикрыв глаза.

– Рингвуд. Да, именно так – миссис Рингвуд. – Она радостно посмотрела на него, как бы ожидая похвалы или аплодисментов, но тут принесли второе блюдо, и это отвлекло ее.

– М-м-м! – промычала она, с удовольствием принюхиваясь, – мой любимый чеснок! Можете кормить меня спичечными коробками, а я их буду есть, если они будут приготовлены с чесноком. Я надеюсь, что и вам он нравится?

– Я его люблю, – ответил он.

Давным-давно, в дни его молодости, когда Реальная Жизнь еще не началась для него, он готовил для Айрин на облитой жиром древней газовой плите в их маленькой квартирке; он тогда пользовался чесноком – и луком, и зеленью, и вином, приправами и имбирем, и еда становилась немедленным и ощутимым наслаждением. По-видимому, так же оно было и для Джоанны. Казалось, что она очень близка к нему и тепла с ним, и то, что он к ней начинал испытывать, шло, казалось, из самих глубин его существа. Ему хотелось держать ее в объятиях, овладеть ею, заниматься с ней любовью до изнурения и спать с нею рядом всю ночь, чтобы их тела прильнули друг к другу, как две ложки, повторяющие изгибы друг друга. Но происходит ли что-нибудь настолько простое и хорошее в Реальной Жизни? Хоть с кем-нибудь?

Он ощутил изумившую его самого эрекцию, причиной которой явно не мог быть чеснок. Он увидел с агонией разочарования, какой могла бы быть жизнь с действительно подходившим ему человеком. Он представлял себе, как просыпается рядом с ней, и опять овладевает ею, теплой и сонной, в ранней утренней тишине; как он ест с ней, и спит с ней, и ощущает ее рядом всю ночь. Только быть вместе, подобно двум животным, не задавая никаких вопросов и не требуя никаких ответов. Он хотел гулять с ней, рука в руке, по каким-нибудь чертовым пляжам в лучах заходящего солнца, под парящие звуки музыки или без них, все равно.

Эрекция не уменьшалась, но напряжение, которое он ощущал, постепенно сглаживалось, и он уже мог подстроиться к нему, как подстраиваются к движению на большой скорости, когда все реакции обостряются. Он наблюдал, как она ест, не только с желанием, но еще, к собственному удивлению, с какой-то привязанностью. Он смотрел на грубоватые, тяжелые завитки волос, которые делали ее голову похожей на скульптурные бронзовые головы греческих героев, мягкие и густые, распрямляющиеся от собственного веса. Она продолжала есть, уделив все внимание еде, а когда, наконец, поглядела на него, то улыбнулась, как бы увидев нечто очевидное и простое, и с этого момента все ее внимание было сосредоточено на нем.

Она потянулась к своему бокалу с вином, и он, прежде чем осознал, что делает, перехватил ее руку над столом. К его остолбенелому облегчению, ее теплые пальцы обхватили его ладонь и возвратили пожатие, и ситуация разрешилась сама собой, просто и изящно, как формируются кристаллы при достижении точки кристаллизации. Ни о чем не надо было беспокоиться. Он выпустил руку, и оба продолжили есть, и Слайдер почувствовал себя так, будто он летит. И был совершенно изумлен самим собой, что он мог сделать такое.

В промежутке между вторым и десертом он отошел к телефону, позвонил в участок и поговорил с Хантом, который сегодня исполнял обязанности дежурного.