Концерт для скрипки со смертью

– Где вы живете? – задыхаясь, спросил он. Еще один, последний вздох перед тем, как утонуть. Ухватиться за соломинку. Она могла сказать, что на севере или на юге, где угодно, но не па западе, и это было бы все. Пусть Бог решит. И если она скажет, что на западе, что тогда? Джоанна уже успела отвернуться от него, как будто она делает над собой усилие. Она посмотрела па него с сомнением, как будто решая, отвечать или нет.

– Тернхэм-Грин, – наконец произнесла она без всякой интонации.

Он облизнул пересохшие губы.

– Это мне по пути, – проговорил он голосом, каким мог бы разговаривать рыбий скелет. – Я живу в Рюислипе.

– Вы можете проводить меня, если обещаете не штрафовать за превышение скорости.

Желудок его взлетел к самому горлу, как скоростной лифт, и он кивнул, и они направились к своим машинам, стоявшим одна за другой на боковой улице. Даже дойдя до крайности, он продолжал уверять себя, что не думает делать ничего плохого, что ему было бы очень легко потерять ее из виду при поездке через весь город. Но, конечно, она тоже это понимала, и было уже слишком поздно, он опоздал с этим на несколько часов.

Ехать в сторону Чизвика достаточно долго, чтобы Слайдер мог обо всем подумать и несколько раз испугаться того, о чем думал. Уж почти двадцать лет минуло с тех пор, как он занимался любовью с кем-то, помимо Айрин, и прошло много времени – Боже ты мой, это уж в самом деле уже больше года, – как он занимался этим с самой Айрин. Высокие моральные и общественные соображения толкались в поисках места в его съежившимся мозгу рядом с тихим и подлым беспокойством об обычаях, ожиданиях, осуществлении и даже о нижнем белье до такой степени, что желание было подавлено и он уже не мог больше думать о каких-либо хороших и достаточных причинах делать то, что он уже делал.

И, тем не менее, он продолжал следовать за ней почти автоматически, удерживаясь в двух корпусах от хвостовых огней ее «Альфы Джи-Ти», повторяя ее правые и левые повороты как жеребенок, следующий за кобылой, потому что сделать что-то другое могло толкнуть его к принятию того решения, которое он уже не был способен выполнить.

Наконец они остановились, припарковались и вылезли из машин. Пустые извинения сами собой складывались в его мозгу, и, если бы она заговорила с ним или хотя бы взглянула на него, он скорее бы промямлил бы их и сбежал. Но она уже держала наготове ключи от своей квартиры, открыла дверь и вошла не оглядываясь, оставив ее открытой для него, так что он просто последовал за ней, как будто момент для принятия окончательного решения еще не пришел.

Уже потом он поражался, как много из его душевного состояния она угадала и как много сделала, чтобы облегчить ему путь. Она ждала его в холле, не включая света и не сняв жакета. Она только опустила свои сумки на пол и, когда он вошел в полутемный проход, просунула руки под его пальто, обняла его и подняла к нему лицо для поцелуя.

Слайдер с дрожью распался на мелкие кусочки. Никаких вопросов, которые надо задавать, и никаких вопросов, на которые надо отвечать. Он прижимал к себе эту мягкую женственность и ненасытно целовал ее, и ее рот и язык вели его с верностью хорошо знакомого партнера по танцам. Она повела бедрами, и он ощутил свою эрекцию, как камень, между ними и почувствовал отдаленную и смешную гордость. Наконец она прервала поцелуй, но только для того, чтобы потянуть его к спальне, которая была тускло освещена мерцающим светом уличного фонаря – как раз достаточным, чтобы видеть, но не слишком ярким.

Там была кровать, большая двуспальная кровать, покрытая покрывалом. Она обошла ее и села на дальний край спиной к нему, начав снимать одежду выверенными движениями. Значит, они и в самом деле собирались сделать это, в изумлении завопила часть его мозга. Он был рад тому, что она предоставила ему раздеться самому. Разум его был в таком состоянии, что он уже не был уверен ни в том, что он делает, ни в том, что он может уйти от этого без неуклюжей глупости. К моменту, когда на нем остались только трусы, она уже разделась и грациозно скользнула под простыни, спокойно глядя на него с подушки. Он усилием воли загнал на место желудок и снял трусы. Воздух в комнате холодил ему кожу, но его эрекция была столь велика и горяча, что он глупо подумал, что может нагреть комнату вроде иммерсионного нагревателя. Что за смешная мысль, одернул он себя, но, наверное, успел улыбнуться, потому что она улыбнулась ему в ответ и откинула для него простыню.