Тогда утром в редакцию обычно являлась Лилька, значительно погрузневшая за эти годы, не здороваясь ни с кем, прошествовав по извилистым коридорам редакции, она непременно находила Виктора, где бы он ни обитал в эту минуту — в буфете, в фотолаборатории, в кабинете главного редактора или в подсобке вахтера.
Разыгрывалась немая сцена, в которой Лилька сверкала глазами, а Виктор, напротив, прятал от нее виноватый взгляд.
И все кончалось апофеозом, ставшим привычным: Виктор шел опустив голову, так, словно его ведут на заклание, а позади него шагала неумолимая Лилька, препровождая непокорного мужа в семейное гнездо.
Я с грустью смотрела на бледное, даже словно бы немного отечное лицо Виктора.
Как же он изменился за эти годы!
Вдруг разом постарел, поскучнел, когда-то огневые яркие глаза стали равнодушными, возле губ появились брюзгливые складки.
— Слушай, старуха, — он протянул мне письмо в синем конверте. — Снова все о той же семье Праховых…
— Мне кажется, весь город сговорился писать о них, — сказала я.
— Именно так.
Он присел возле меня на диван.
— В отделе писем хоть целую полку можно посвятить письмам о семье Праховых, — сказала я.
Виктор зевнул, закрыв на секунду глаза.
— Наверно.
— Ты что, не выспался? — спросила я.
— Нет, это я так, на нервной почве. Вернемся к Праховым, бывают же такие люди, верно?
Слегка заплывшие глаза его мечтательно сощурились.
— Да, бывают, — согласилась я.
Семья Праховых жила в небольшом городке, под Вязьмой; было их всего пятеро: отец, мать, трое детей.
Полгода тому назад наша газета объявила конкурс среди читателей: «Лучший человек, которого я знаю».
Само собой, было получено много писем: читатели, как я успела убедиться за годы своей работы, любят по любому поводу обращаться в газету. Иные читатели предпочитают, чего, кстати, я никак не могу понять, знакомить общественность посредством газеты со своими личными, даже интимными перипетиями.
Порой мне хочется собственными глазами увидеть того человека, который пишет для всеобщего сведения:
«Мы познакомились на танцплощадке, через два дня подали заявление в загс. Три месяца жили хорошо, а потом она оказалась такой стервой, что даже и вообразить себе трудно».
И приводит различные примеры, характеризующие стервозность своей избранницы. И просит через газету хорошенько наказать ее, чтобы в другой раз неповадно было…
Однажды я не выдержала, получив подобное послание, отправилась поглядеть на того, кто писал его, благо писавший это письмо жил буквально рядом со мной, в следующем переулке.
Я позвонила в квартиру, и — надо же так — он сам открыл мне дверь. Я сразу узнала его, потому что представляла себе именно таким: еще молодой, лысоватый, с усиками на узком, треугольном лице, бегающие глаза, умильно сложенные губы…
Я спросила:
— Здесь живет товарищ Ильин?
— Здесь, — ответил он. — Я и есть Ильин.
Хорошо, подумала я, что у него такая простая фамилия.
— Простите, — сказала я. — Наверно, я ошиблась, вы не тот Ильин. Тот — много старше…
Он игриво спросил:
— Разве я такой уж молодой?
— Да, — ответила я, сходя с лестницы. — Простите, я ошиблась, мне нужен доктор Ильин.
— А я не доктор, — крикнул он мне вслед. — Я — технолог, а не доктор…
Одним словом, письма в редакцию шли потоком: читатели рассказывали о лучших людях, которые когда-либо встретились им. Особенно много писем шло из городка под Вязьмой. И все письма были посвящены не одному человеку, а целой семье. Семье Праховых.
Должно быть, эту семью хорошо знали и любили. Письма о них писали школьники, педагоги, рабочие, врачи, пенсионеры, и во всех письмах было одно и то же: все дружно хвалили эту необыкновенную, прекрасную, счастливую семью.
В самом деле, прежде всего, дети в семье были приемные, но, воспитанные, как родные, в любви и в ласке, они любили своих приемных родителей, а те в них души не чаяли.
Два мальчика и девочка имели свои обязанности и выполняли их: это был закон семьи.
Отец работал завучем средней школы, мать была воспитательницей детского сада.
Каждую осень семья Праховых регулярно отправляла коробки с семенами цветов в различные детские дома, кроме того — посылала туда же посылки с яблоками, сливами и грушами из своего сада.
Праховы регулярно переписывались с воспитанниками детских домов и даже этим летом собирались все вместе посетить какой-нибудь детский дом.
Обо всем этом нам писали подробные письма, приглашая непременно приехать в этот городок, чтобы собственными глазами увидеть эту прекрасную, образцовую, необыкновенно дружную и отзывчивую ко всем людям семью.
— Видно, придется написать обстоятельный очерк о Праховых, — сказал Виктор. — Как ты на это глядишь?
— Тоже считаю, что надо. Прежде всего надо увидеть их своими глазами, хорошенько познакомиться, а потом — писать. Если столько писем, и всё о Праховых, то, безусловно, о них не только надо, но непременно, обязательно следует написать подробный очерк.
— С фотографиями, — сказал Виктор.