— Можно и с фотографиями, — согласилась я.
— Так как, поедешь? — спросил Виктор.
— Кто? Я?
— А кто же еще? Конечно, ты, кто еще сумеет выдать ту самую необходимую дозу душевности, искренности и…
— Ладно, — оборвала я Виктора. — Тебя уже понесло.
— Одним словом, как ты смотришь на то, чтобы отправиться в командировку?
— Средне-положительно.
— Почему все-таки средне, а не полностью положительно?
— Ты же знаешь, у меня дома есть кое-какой народ…
— Ах да, — вспомнил Виктор. — Твой живой уголок.
Подобно мне, Виктор тоже очень любит животных.
— Так, стало быть, — Виктор начал размышлять вслух. — Разумеется, оставить их невозможно, надо, выходит, придумать, кто с ними останется?
— Тот, кто остается обычно, когда я уезжаю.
— Ардик?
— Он самый.
Ардик Моргунов — надежный друг, на которого можно положиться.
Когда-то он был женат, но, разведясь, поклялся, что больше никогда, ни за что не свяжется ни с одной бабой.
Впрочем это не мешает ему частенько влюбляться, причем каждый раз он считает, что наконец-то его осенила настоящая любовь.
Правда, спустя некоторое время неминуемо наступало охлаждение. Ардик разочаровывался, клянясь, что больше никогда, ни за что… Пока не влюблялся снова, и все повторялось опять.
Так как я одна из тех, кто не возлагает на него никаких матримониальных надежд, он относится ко мне с симпатией и даже нередко поверяет мне свои сердечные тайны.
Я терпеливо выслушиваю бурные, многословные излияния:
— На этот раз — это настоящее! Самое что ни на есть…
— А все-таки, помяни мое слово, что-нибудь тебя опять не устроит, — говорю я в ответ.
— Нет, — взрывается Ардик, — никогда в жизни. Теперь я понял, что это ангел…
— В натуральную величину, — добавляю я, но он не принимает моей иронии. Он увлечен серьезно и пламенно.
А спустя несколько дней, неделю, две недели, от силы месяц он является ко мне (мы живем по соседству), молча садится напротив меня.
— Дай, старуха, чаю, да покрепче…
Я щедро завариваю чай, наливаю ему в стакан и молчу. Потому что знаю, он сам все скажет, без всяких расспросов.
И, само собой, он раскалывается очень быстро.
Да, все оказалось ошибкой. С начала до конца. Он не знал, не верил, а на самом-то деле…
Я слушаю его невозмутимо, без реплик и комментариев, да ему и не нужны никакие поддакивания, он — высший судия самому себе, сам говорит, сам себя слушает и в этом, должно быть, находит известную для себя отраду.
Еще несколько дней он ходит подавленный, грустный, пока не осеняет его новая, на этот раз самая настоящая любовь.
И все повторяется сначала.
Ардик — моя палочка-выручалочка. Когда я уезжаю в отпуск или в командировку, он мгновенно переселяется ко мне и пестует нею мою команду.
Недавно он нашел на улице крохотного черно-белого котенка, взял его домой, отогрел, напоил молоком и решил оставить у себя навсегда.
— Я первым делом подумал о тебе, — признается Ардик. — Если уеду, возьмешь к себе Геракла?
Никак не пойму, почему он дал этому крохотному существу имя греческого богатыря?
— Само собой, — отвечаю я.
— Главное, чтобы мы не уезжали в одно и то же время, — говорит Ардик.
Я согласна с ним. В сущности, это — самое главное.
— Слушай, — спросила я его как-то. — А что, если ты все-таки женишься и твоя жена не будет любить животных?
— Во-первых, я никогда не женюсь, — ответил Ардик. — Во-вторых, тем более не женюсь на женщине, которая не любит животных.
Я безоговорочно поверила ему. Надеюсь, если случится в его жизни подобная стерва, ей не удастся обратать нашего Ардика. И вообще, он ни за что не женится на стерве.
Виктор задумчиво барабанил пальцами по столу.
— Стало быть, Ардик останется с твоим колхозом? А кто же будет снимать этих самых Праховых? Мы же решили, пусть будет двухколонник на первую полосу и полполосы снимков. Хорошо?
— Отлично, — сказала я. — Только надо будет сделать так: я вернусь, и, пока буду отписываться, тот же Ардик может поехать, заснять все, что следует. Кстати, покажи-ка письмо!
Он дал мне письмо. Оно было коротким. Внизу стояли подписи: Глебова, Аглаевы, Костомаров, Пустовойтова.