Поначалу Таня старалась уговорить родителей сойтись обратно. Потом, когда оба наотрез отказались, крепко обиделась на обоих, не разговаривала с матерью, отворачивалась от отца, приходившего навестить ее.
Пришлось даже мне как-то вмешаться. Ардик уговаривал меня целый вечер, хотя я до смерти не выношу разбираться в чужих семейных делах. В конце концов уговорил…
— Чудо-человек, — сказала я тогда Тане, — чего ты возмущаешься? Они же оба остались в самых добрых отношениях, оба, можешь не сомневаться, вполне довольны, что так все получилось…
— Зато я не довольна, — ответила Таня.
И вдруг расплакалась.
— Почему у всех семья как семья? — всхлипывая, спрашивала она. — Только я одна такая несчастная? Почему надо было, чтобы мне так не повезло?
Я обняла ее. Она прижалась мокрой от слез, горячей щекой к моей щеке и затихла.
А я мысленно на чем свет стоит ругала Марину и Ардика: «Эгоисты чертовы, только о себе думают, ни о ком другом, позабыли напрочь о том, что у них есть дочь и что оба одинаково отвечают за нее…»
Так думала я, время от времени поглаживая Таню по голове, по плечам.
У меня никогда не было детей. Признаюсь, я не очень-то сокрушалась из-за этого.
Нет и не надо; в сущности, без детей куда спокойнее, легче жить.
Но вот прижалась ко мне Таня, которую я помню с самого, самого первого дня, тонкая, сильная рука ее обняла мои плечи, и вдруг меня пронзило глубокое, может быть, впервые за всю жизнь испытываемое чувство, в котором было все: и любовь к девочке, и обида, почему о ней не думают, и жалость, и боль, острая, отчаянная боль за ее слезы, за горе, которому суждено было навалиться на нее из-за самых близких, самых любимых на свете…
Два года подряд Таня не справляла свой день рождения.
— Неохота, — говорила она. — Как-нибудь в другое время…
И вот оно настало, другое время. Семнадцать лет, недалек день окончания школы. И главное, она влюбилась.
Впервые в жизни. А почему бы и нет?
В семнадцать лет влюбляться, право же, в самый раз…
Кажется, он учится в одном с нею классе. Или в параллельном? Во всяком случае, тоже десятиклассник.
И они вместе решили поступить после школы на биофак.
Все это выложила мне Марина по великому секрету.
— Таня сама тебе все рассказала? — спросила я.
— Да ты что? — удивилась Марина. — Современная молодежь не очень-то любит делиться, нет, просто как-то я услышала, как она говорила с ним по телефону. А потом, надо видеть, как она глядит на него, когда он приходит к нам…
В тот день Таня утром позвонила мне.
— Настена, у меня к вам просьба…
— Давай, — сказала я, — выкладывай…
— Только это секрет.
— Пусть будет так.
— Сегодня будет папа, как вам известно.
— Известно, — сказала я.
— Так вот, пусть никто не знает…
— Чего не знает? — спросила я, но, прежде чем Таня ответила, вдруг поняла. Все, как есть.
Она не хочет, чтобы кто-либо знал о том, что родители в разводе.
— Девочка, — сказала я, — мы же давным-давно обо всем договорились. Никто ни о чем не знал и не узнает…
— Вот что… — запинаясь сказала Таня. — Вы папе скажите, а то он у нас какой-то беспамятный, вдруг скажет что-нибудь вроде «Домой пора…» или «У меня дома…».
— Не скажет, — решительно ответила я. — Буду за ним следить во все глаза!
Я немедленно перезвонила Ардику и принялась «накачивать» его.
— Смотри, чтобы все было тип-топ, чтобы комар носу не подточил…
Он молча выслушал меня, потом сказал:
— Не беспокойся. Не подведу никого. Все будет тип-топ или, если хочешь, о’кэй…
Праздник прошел как нельзя лучше.
Ардик заявился к Тане раньше гостей. Когда уже все собрались, он все еще колдовал на кухне над огромной кастрюлей, в которой варился плов.
Ардик великий специалист по части плова. Он уверяет, что его научил готовить плов некий узбекский аксакал, когда он побывал в командировке в Ташкенте.
Итак, было весело, звучала музыка по «магу», который Ардик в прошлом году подарил Тане, гости оживленно говорили все вместе в одно и то же время, по всей квартире разливался упоительный запах плова, щедро уснащенного различными травами. Марина накрывала на стол, а время от времени в комнату входил Ардик, без пиджака, в Маринином переднике поверх рубахи, вид самый что ни на есть домашний, и торжественно провозглашал:
— Потерпите еще немного, он закипает…
Все понимали: «он» — это плов. Его величество плов, как выразился Сережа. Мальчик, в которого влюблена Таня.
Я впервые увидела его.
По-нынешнему, он — акселерат, длинные ноги, очень высокий, чуть гнется от своего чересчур высокого роста. Светлые волосы закрывают уши, карие, насмешливые глаза. Много курит.
По-моему, теперь резко изменился тип юношей. В мое время они все как-то иначе выглядели — прежде всего, были ниже ростом, как-то мельче, что ли, и волосы были стрижены под бокс, голый затылок, а спереди чуть-чуть, и мало кто курил тогда…
Впрочем, к чему вспоминать о прошлом?
Когда-то мой муж Игорь сказал:
— В тот день, когда ты скажешь: «В наше время молодежь была другая», знай, что наступила старость. Такие фразы обычно произносят одни лишь старики…