Концерт в декабре

- Можно подумать, ты забыл! – в ответ раздается звонкий смех. Неожиданный, непонятный – поэтому ты хмуришься, не зная, как к этому отнестись. – А его вообще забыть можно? Вот скажи мне – скажи по секрету – разве тебя не мучают сожаления, что между вами все позади? Разве тебе не хочется снова – всего только раз – обнять его не как брата? Он же такой красивый, твой Ромка… Как он целуется… Ты помнишь, какой он сладкий в постели, какой горячий…

- Замолчи! – не выдерживает Саша. Он поднимается со стула, ходит по комнате, как неприкаянный зверь. – Ты понятия не имеешь, что несешь…

- Да? – совсем близко к нему подбирается Рыжик. – Ты считаешь, что я не понимаю?! Да только вот ты ошибаешься, старик! Еще как ошибаешься! Думаешь, легко было уйти? Я до сих пор все помню…

Он сглатывает и продолжает приглушенно:

- Я до сих пор помню, как впервые увидел его… Как он на меня посмотрел… Он для меня был загадкой – со своим молчанием, редкой улыбкой, одержимостью в работе…Я так хотел завоевать его уважение, так старался… Я им восхищался – искренне, верил в то, что он делает… В итоге нашел нечто гораздо большее и значимое, то, на что вообще никогда не мог надеяться… Но он так и остался тайной для меня…

Сашка прерывает его на полуслове:

- Он сразу тебе рассказал?

Парень молчит, только сверлит его сердитым взглядом. А потом неожиданно успокаивается.

- Нет, не сразу, - отворачивается к окну, и теперь ты с трудом распознаешь слова – до того его голос становится невнятным. – Я только догадывался, судя по взглядам, прикосновениям. Ну, всерьез не думал, конечно! Какой нормальный человек будет развивать подобные мысли? Мне-то казалось, вы шутите. Прикалываетесь друг над другом. Ну, это такие шутки…из разряда «братских» - я знаю, о чем говорю, у меня у самого младший брат. А потом… Потом Ромка мне поведал… Ужасный вечер у меня тогда выдался, дружище! Я все никак не мог совместить в мозгах картинки – ты и…он…вместе…любовники… Понимаешь, одно дело, когда ты сжимаешь его в объятиях, целуешь – и думаешь, что эти губы, такие сладкие и жестокие, только твои… А на самом деле, являешься всего лишь подменой… И поцелуи эти украдены. И вообще они не для тебя.

- Не говори так, - выдыхает Саша. Он стоит, прислонившись к стене, и даже в окружающей парней полутьме ты видишь, какое мертвенно-бледное у него лицо. – Не говори… Он тебя любил…

- Любил, - покладисто кивает басист. – Но это не означало, что он не делил свою любовь между нами. Попробуй угадать, какая часть перевешивала?

И снова в комнате молчание… Кажется, что сердце стучит так сильно, так громко, что при желании можно услышать этот стук на другом конце коридора.

Сашка наклоняется к Рыжику, трогает его за плечо и шепчет мягко-мягко:

- Ненавидишь меня?

Глупое смущение – свет искажает линии, и тебе кажется, что брат вот-вот поцелует одногруппника.

- Нет, Воробей… Ненависть – слишком уж пафосное слово. Да и к тому же, все это дела прошлые… Было недоумение, была злость… И ревность! Но ненависти не было никогда. Вот сейчас моя жизнь изменилась – а я все равно не могу избавиться от ощущения его присутствия рядом… Что бы я ни делал, чем бы ни занимался – я поворачиваю голову в ожидании услышать его одобрение. Увидеть его улыбку – родную, только для меня…

В голосе Рыжика столько боли, что у тебя сжимается сердце. Ты не хотел… Ты не хотел вот так…

Но разве у вас был выбор?

- Я считал его своим – думал, что знаю все его мысли и желания, берег и ценил, как никого еще в своей жизни. И закрывал глаза на очевидное: если я смотрел на него - он поворачивал голову в твою сторону. И так всегда. И меня это сводило с ума… Но я готов был терпеть. Я вообще на все что угодно готов был пойти, лишь бы удержать твоего брата рядом с собой. Это и было моей ошибкой.

- Я кое-что скажу тебе, Антон… Силой чувств Ромку не удержишь… Да он и не из тех людей, кто будет принадлежать кому-то одному. Я знаю своего брата – не любовника, а именно брата. Он никому не принадлежит – и никто никогда не удержит его. Даже если он сам этого захочет.

- Но только не ты… Для тебя всегда есть исключение, Воробей. Он ведь и так – твой. Каким бы словом это не называлось – инцестом, любовью, братской привязанностью… Я вышел из игры. Ты – не выйдешь из нее никогда.