Концертмейстер

— Родители поехали гулять на дачу к каким-то знакомым. Меня звали, но я не люблю эти старперские пьянки. Друга сердечного у меня нету. Ни жениха, ни поклонника… Вот и сижу одна. Тебе шампанское не нравится? — Катя заметила, что Арсений поднял бокал, но не отпил ни глотка.

— Не очень хочется. Да и на службу утром возвращаться.

— Поешь тогда. Я оливье много наготовила. Сама не знаю для кого.

Арсений уже наелся дома, но из вежливости Катин оливье отведал. Вкусный.

Город. Парень и девушка. Новогодняя ночь. Будь они внутри какого-нибудь фильма, все бы кончилось постелью. Но жизнь не фильм. Они вспомнили общих знакомых, посмеялись над чем-то совсем незначительным из прошлого. Арсений спросил, какая у нее дипломная программа. Она ему перечислила все произведения. Все это ничего не значило. Ни их воспоминания, ни ее программа. Значило только то, что следующий год обещал быть лучше. И они оба верили в это.

И он стал в следующем иногда захаживать к Катерине ненадолго, благо от казармы до ее дома ходу было десять минут быстрым шагом. И они привыкали к этим встречам. Она играла ему. И он оживлялся в эти минуты, давал ей советы. она смеялась:

— Вообще-то тебя отчислили, а я готовлюсь к диплому! Наставник нашелся.

Но прислушивалась.

Они не испытывали друг к другу никаких чувств, кроме дружеских. Но все-таки они переспали. Катя все еще любила Дэна, но Дэн собирался жениться, плюс она сама его послала в свое время, а Арсений все еще любил Лену, но она вместе с мужем эмигрировала во Францию и никогда не вернется. Их молодые тела накопили уже слишком много, чтобы это удерживать в себе. Когда Катя после первого их раза сказала: «Теперь ты обязан на мне жениться», — у Арсения мелькнула мысль: «А почему бы и нет?» Абсурд в рамках еще большего абсурда уже не кажется таким абсурдным.

Второй год службы складывался явно веселее первого. Хотя тяготы никуда не делись, но знание того, что служить остается меньшую часть, окрыляло. Да и то, что старослужащие сами устанавливают порядки в казарме, а не исполняют выдуманные другими правила, облегчало существование.

В то время в вооруженных силах дурь уже процветала пышным цветом. Личный состав деградировал. Объем бессмыслицы поражал бы воображение, если бы тщательно не скрывался от народа.

В конце ноября 1977 года Ленинград сковал страшный мороз. Никто без крайней надобности не выходил на улицу. Провода так замерзли, что все троллейбусные маршруты были отменены. Вечером 27 января все оркестры гарнизона получили приказ выдвинуться на указанные позиции и играть траурную музыку.

Холод был такой, что мундштук нельзя было оторвать от губ ни на секунду. Если все же такое произойдет, то в следующий раз металл заберет с собой часть губ. Оркестр ВМА должен был расположиться на стрелке Васильевского острова, откуда вся прибрежная часть города во всей изобретательности своих фасадов видна как на ладони. Город почти без людей, вымороженный, еле-еле справляющийся с холодом, и в нем звучит медленная духовая музыка. Арсений и Петька потом, делясь впечатлениями от этого «кровавого» выезда, пришли к выводу, что те, кто случайно слышал и видел это военно-оркестровое безумие, долго еще не придут в себя от мистического ужаса.

Мороз не спадал, захватив и первую половину февраля. Но уже в конце месяца вдруг все начало таять, заливая улицы чуть не по щиколотку, заставляя прохожих перепрыгивать особенно глубокие лужи.

Весной и летом Арсений сумел еще три раза съездить в Москву. Отношения с Катей не развивались, но и не сходили на нет. Она объясняла это тем, что он еще служит и после его демобилизации все пойдет по-другому. Он никак это себе не объяснял. Его это не волновало.

Перед самым дембелем он чуть не угодил в дисбат.

Началось все с того, что Усов все же обнаружил в дирижерской подставке их нычку с «гражданкой». Кто-то впопыхах не очень удачно положил туда куртку, и маленький кусочек ткани остался торчать.

Костер на плацу полыхал гигантский. Усов стоял смотрел и потирал руки. Ему представлялось, что таким образом торжествует справедливость.

Оркестр после такого залета в полном составе был отправлен в недельный наряд по столовой.

В солдатской столовой пищу принимали в три смены: рота охраны, рота обеспечения и стройбат. Перерыв между заходами был не больше пятнадцати минут, а набор тарелок, вилок и ложек только для одной роты. Таким образом, дежурящим надлежало в нереально малые сроки успеть все перемыть и снова поставить на столы.