Те пацаны, которых он вчера проучил, типичный пример того, что вскорости случится с этой страной. Полная деградация. Сборище бессмысленных дебилов, которых легко одурачит любой, кто умнее их. Пора ее покидать, пора! Советскую нашу Родину. И визит в СССР Дюмажей как нельзя кстати. Не бывает худа без добра. Он, разумеется, до ухода на пенсию послеживал за Дюмажем, благо возможности кое-какие у него были. Он продвигался по французской дипломатической деятельности, как и планировалось. Как бы обрадовались нынешние ребята из внешней разведки, отдай он им Людочку Дюмаж. Но хрен им. Щелкоперы! Страну прокакали и не подтерлись. Дюмажиха ему самому понадобится. И совсем скоро.
Очухались те пацаны или нет? Он не ставил цели убить, только вырубить. А вдруг перестарался? Такая ярость захлестнула! Давно он не применял технику обезвреживания нападающих. Надобности не было.
Ладно. Нечего нервничать. Он прекрасно помнит, что вокруг никого не было. Мороз тогда выгнал с улиц прохожих, оставив только сброд. Опознать его будет невозможно. Да и никто не поверит гопникам. Нынешние менты не чета прежним. Ленивые, глупые и непрофессиональные. Решат, что передрались с себе подобными и теперь чепуху молотят.
Он бросил в чай еще кусок сахара. Намазал маслом хлеб. Положил на него кусок докторской колбасы. С аппетитом откусил.
Скоро появится Глафира. Он всегда отличает ее звонок от других. Он слишком короткий, задорный какой-то, так звонят те, кто убежден в том, что их ждут и встретят радушно.
Звонок действительно раздался. Но это была не Глафира. Кого это принесло?
Виктор Толоконников долго извинялся за то, что пришел без звонка. Отпевалова раздражал его приторный тон.
— Но когда вы, дорогой Аполлинарий Михайлович, узнаете, какую я новость вам принес, не только простите меня за мое вторжение, но и предложите мне чаю...
Что еще за новость? Что он еще выдумал, чтобы опохмелиться? Наверняка принес с собой пойло. Левая часть пиджака у него что-то больно оттопыренная. Или кажется...
— Ну, садись, садись. — Отпевалов изобразил радушие.
Толоконников сел. Огляделся чуть воровато.
Аполлинарий Михайлович улыбнулся, подошел к шкафу, достал коньяк, две рюмки.
Глаза доблестного сотрудника внешнеторгового ведомства благодарно блеснули.
— Ух! Какой у вас! Наири...
— С давних времен, — уточнил бывший сотрудник МГБ СССР.
Хозяин плеснул гостю полную рюмку, себе — чуть на дно.
Они выпили, поприветствовав друг друга взглядами и легко чокнувшись.
Толоконников, выпив, чуть поморщился, но о закуске не заикнулся. Начал говорить. Довольно тихо, будто боясь, что кто-то их услышит.
— Моя дочка Катя, как вы знаете, работает в филармонии. Она мне сообщила только что такое, что я сразу решил забежать к вам. Как я вам говорил, скоро к нам приедут французы. Так вот, уже известно число. И это, — Толоконников сделал игривую паузу, — следующее воскресенье. Вы скажете: «Ну и что? Какое это имеет отношение ко мне?» А вот какое.
Отпевалов насторожился. Он сам пришел? Или кто-то его прислал? Неужели не он один дожидается Дюмажа и Дюмажиху в СССР?
— Я, как мне помнится, рассказывал вам, что в СССР собирается сам Франсуа Дюмаж, один из архитекторов нынешней внешней политики Франции. А его супруга, русского, кстати, происхождения...
Отпевалову все меньше нравилось то, что он слышал.
— ...глава благотворительного фонда, который помогает разным артистам. В особенности русским эмигрантам. Так вот, вместе с торговой встречей в программу пребывания французов включен концерт. Кого бы думали? Мужа вашей внучки Семена Михнова. По сведениям Кати, а она, как вы тоже, бесспорно, помните, какое-то время училась у Михнова, его жена также прибудет вместе с ним. Это прорыв. Такого никто не мог предположить еще год назад. Поговаривают, что Михнову сразу после концерта вернут советское гражданство. Горбачеву очень нужна дружба с французами.
Отпевалов никак не показывал, как его потрясла пресловутая новость Толоконникова.
— А Лене тоже вернут гражданство? — только и смог он вымолвить.
— Думаю, да, — тоном человеколюбивого клерка пояснил Толоконников. — Ну все. Я вам все рассказал. — Он налил себе из бутылки и залпом выпил. — Надо бежать. Домашних дел много накопилось. А вы пока радуйтесь. Вижу, вы потрясены. Что ж, времена наконец-то меняются. Тех, кого разлучила несправедливость, опять будут видеться. Гласность, открытость, новые подходы ко всему.
Гость пьянел на глазах. К двери шел немного нетвердо.
«Хорошо, что он быстро убрался», — констатировал Аполлинарий Михайлович, закрывая за ним дверь и благодаря за хорошие новости.
Он пошел к телефону. Взял с этажерки записную книжку, полистал, нашел нужную страницу. Набрал номер. Довольно долго не подходили. Наконец в трубке прекратились гудки. Голос у сына заспанный:
— Алло!
— Вениамин, это папа. Я думаю, тебе в следующие выходные надо быть в Ленинграде. Лена приезжает. У ее мужа здесь концерт. Своей бывшей благоверной, надеюсь, сообщишь сам.
«Может, этот оболтус-стихоплет и не приедет. От него всего можно ожидать», — предположил Аполлинарий Михайлович.
* * *