Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций»

Скоро он нашелся. «Кладбищенский Гузий» находился на одной из темных аллей и наставлял группу рабочих с лопатами — «копачей», как можно было догадаться. Это был кудрявый светловолосый мужчина лет сорока, — приземистый, длиннорукий с физиономией совсем непохожей на нашего Александра Николаевича.

«Не наш Гузий» давал задание копачам, жестами раскрашивая свою сбивчивую примитивную речь. Словно дирижер симфонического оркестра, он размахивал не по росту длинными руками, повторяя все время слово «понятно». Но скучающие физиономии копачей в ответ не выражали ничего, кроме похмельного утомления. Наконец, они ушли выполнять поручение начальника, и он обратил внимание на нас.

Я как главный подошел и вежливо представился. Затем коротко изложил суть дела, дескать, душа нашего профессора Соколова сейчас возносится в Небо, а вот тело ждет завтрашней встречи с землей городского кладбища. Мы же направлены администрацией консерватории к Вам, дабы оказать посильную помощь в подготовке могилы к завтрашнему торжественному захоронению.

Нужно признать, что моя речь была выслушана с интересом. Гузий проникся уважением. И в ответ стал говорить вежливо, медленно, с должной артикуляцией и без излишней жестикуляции:

— Хорошо, что пришли, ребята, а то ведь людей не хватает. А вот инструмент имеется в достаточном количестве, — понятно?

Ребята подтвердили, что понятно, и выразили готовность приступить к земляным работам. Гузий повел нас в сарайчик, где хранился инвентарь.

Инструменты выдавали «под роспись». Тут случился первый казус из тех, которых я боялся, зная скандальный нрав духовиков.

Совершенно неожиданно один из нас шестерых вдруг взъерепенился и наотрез отказался брать лопату. Звали его Вася Теркин. Что-то из этих двух имен было у него наследственным, а что-то приобретенным, но соединение их произошло так давно, что уже никто не помнил, что именно было наследственным. Он был белобрыс, худощав, учился на «духовом отделении», но по специальности был «ударник» — бил в барабаны.

Вася Теркин стал в позу обиженного вознаграждением солиста филармонии и, обращаясь к «не нашему Гузию», произнес гневную речь:

— Я учусь на пятом курсе консерватории и мне нужно готовить программу к государственному экзамену. А ваши лопаты могут повредить мой аппарат, — Вася выставил перед собой распахнутые кисти рук, демонстрируя тот самый аппарат, который он должен был беречь для игры на барабане. Перенесенный в детстве фурункулез яркой краснотой обнаружил себя на его щеках.

— Государство, не для того деньги платит за мою учебу, чтобы я аппарат на кладбище портил земляными работами! — закончил Вася на фортиссимо7.

Только тут я заметил, что он был одет лучше всех остальных. «Надо же, всех обдурил дятел худосочный!» — с досадой подумал, но было уже поздно.

Ребятам его речь в целом понравилась, но как юмористическая. «Духовенство», нарушив кладбищенскую тишину, громко «заржало», не сочувствуя Васиному горю. А вот Гузий опять потерял дар членораздельной речи. Он, соревнуясь с Теркиным в покраснении лица, замахал руками и стал объяснять свое понимание проблемы.

Эмоции явно вредили — начальник копачей «захлебывался» от гнева. Впрочем, можно было расслышать, кроме традиционного «понятно», слова, обозначающие половые органы и их действия. Причем действия названных органов он направлял и в сторону Васиной родни, и в сторону программы государственного экзамена. Самого Василия Теркина он посылал в направлении, соответствующем возникшей эротической ситуации.

Вняв директиве местного начальства, Вася, резко прекратил разговор и, не скрывая обиду, пошел к выходу с кладбища… Нас осталось пятеро.

Вооружившись лопатами и киркой, группа двинулась к месту предполагаемого захоронения. Начальник копачей уверенно довел нас до цели. Место оказалось действительно хорошим — под старым деревом, в отдалении от могильных оградок.

Взяв у меня лопату, «не наш Гузий» наметил очертание будущей ямы.

Стали копать, поочередно меняя друг друга. Ребята-духовики были опытными — армия не прошла даром. Гузий их одобрил, а моя работа ему явно не понравилась:

— Так лопату старухи держат, когда огород копают, — понятно? Надо стоять прямо, массой давить, — понятно? И жопу не отставляй, не оставляй жопу, говорю, не баба ведь, — понятно?!

— Спасибо, — отвечаю, — сегодня я много нового почерпнул для себя.

Мои слова опять вернули Гузия в хорошее состояние духа:

— Копайте, ребята, яму поглубже, — он оценивающе измерил меня взглядом и заключил, — чтобы глубина была его роста. Если наткнетесь вдруг на гроб или кости увидите — не трогайте, меня дождитесь. Я скоро приду, — понятно? — Пожелав нам успеха, Гузий удалился.

Духовики работали лихо. Я, памятуя о возможной встрече с гробом или костями, копал осторожно, погружая лопату в землю лишь «на полштыка».

Вскоре яма была подготовлена. Ребята, вспомнив рекомендацию Гузия, «случайно» подтолкнули меня в яму и проверили глубину подготовленной могилы.

— Порядок, тебя не видно, — подвел итог трубач-Толик, похохатывая.