Я попытался выбраться, но не смог. Ребята помогли. Тут подошел Гузий и высоко оценил результаты нашего труда. Самого крепкого из нас трубача-Толика отвел в сторону и предложил, в случае денежных затруднений, подработку в его бригаде копачей. Толик заинтересовано поблагодарил. Затем Гузий попрощался, пожав руку каждому. Мне как старшему дал установку на завтрашний день:
— Обойдемся без вас. Закапывать придут ребята-профессионалы, — понятно? Но им нужно принести две бутылки водки и восемь пирожков: четыре с ливером на закусь, и четыре сладких поминальных. Так принято, — понятно?
Мы сдали инвентарь. Ребята поехали по своим делам, а я — на отчет к «нашему Гузию», к Александру Николаевичу.
А консерватории, как обычно, «стояла суета».
Справляюсь в диспетчерской: «Где Гузий?». Говорят: «Сидит в профкоме и занимается организацией похорон». Поднимаюсь и, предварительно постучав, вхожу в небольшой кабинет профсоюзной организации.
Заместитель флейтиста восседает за столом и что-то пишет. Увидев меня, поднимает глаза над очками, узнает: «Присаживайтесь, — говорит, — Отчитайтесь».
Подмечаю про себя: «А «наш-то Гузий», в отличие от кладбищенского, немногословен, но столь же деловит».
Стараясь, «соответствовать уровню» собеседника, докладываю, благоразумно упуская самые интересные подробности, утаив, в том числе, «историю Теркина». Завершив повествование, вспоминаю про водку и пирожки: «Что будем делать?».
Александр Николаевич слушал меня доброжелательно, как студента, толково отвечающего на экзамене.
— Я рад, что мы в Вас не ошиблись, доверив столь ответственное дело, — начал он, улыбаясь, — что касается угощения сотрудникам кладбища, то практическую часть решения этого вопроса поручаю Вам. Вижу, что Вам удалось наладить доверительные отношения с коллективом. Сделайте все, о чем Вас просили. А с деньгами мы вопрос решим, ибо профсоюз выделил средства.
«Наш Гузий» встал, открыл сейф, достал какие-то бумаги и профсоюзные деньги, которые хранились почему-то в целлофановом пакетике: бумажки и мелочь. Александр Николаевич, укоризненно покачивая головой, аккуратно сложил в стопочку бумажные деньги (их оказалось немного), затем в тетрадочке — «в столбик» — подсчитал предполагаемые расходы и выдал мне под роспись восемь рублей: зелененькие пятерку и троячок.
— Этого должно хватить. Отнеситесь к делу ответственно, ибо всякая мелочь может непоправимо испортить завтрашнее мероприятие, — Александр Николаевич по-прежнему улыбаясь, указал мне на дверь жестом «вождя мирового пролетариата.
… … …
Покинув помещение профкома, без энтузиазма приступил к выполнению поручения. Хотелось отдохнуть, работа на холодном воздухе утомила, руки устали, ноги дрожали, спина болела. Но уже вечерело, и проблему нужно было решать срочно. На завтра переносить нельзя — завтра водку не купишь, ибо мероприятие назначено на одиннадцать. И сегодня тоже нужно поторопиться, пока в 19 часов не закрыли соответствующий отдел в магазине. А закроют, придется ведь обращаться в ресторан, и денег не хватить — там цены в два раза выше. Перспектива доплачивать «из своих» не радовала.
Иду в ближайший гастроном. Рабочий день еще не закончился, поэтому очереди за водкой нет. Прошу две бутылки. Продавщица, улыбаясь, упаковывает их в фирменный пакет — с цветочками и Аллой Пугачевой.
— Не надо, — прошу, — мне на кладбище, а ей туда пока рано.
— Копачам! — почему-то радостно воскликнула продавщица и кокетливо повела черной бровью, — хорошо, я Вам из рыбного отдела пакетик сейчас принесу.
Действительно, через пару минут она появилась с черным пакетом, на котором бледненько проступало изображение рыбки. Пакет был новым — рыбой не пах.
Продавщица упаковала товар. Я поблагодарил, заплатил и отправился на поиск пирожков. С ливером — нашлись в том же магазине, а вот со сладкими поминальными пирожочками возникла проблема, и пришлось тащиться в «кондитерку».
После всех приключений я едва волочил ноги. Предвкушая отдых, добрел до троллейбусной остановки, и уже подошел троллейбус, и уже стал подниматься в салон, как вдруг откуда-то с Небес прозвучал голос: «Стой!».
Я замер на пороге троллейбуса. Недовольные пассажиры возроптали. Но было не до них.
«Куда я еду? В общежитие! С водкой и закуской!» — я представил, как буду брать черный пакет с рыбкой в туалет, как усну с ним в обнимку, желая сохранить содержимое, как меня будут мучить ночные кошмары, будто кто-то крадется, будто чья-то рука тянется к бутылке с драгоценной жидкостью…
«Нет», — я решительно покинул ступеньки общественного транспорта: «В общежитие ехать категорически нельзя!».
Но где ночевать? Перебирая своих знакомых, я, к ужасу, не смог найти ни одного, кто бы меня приютил с таким грузом, без непоправимого ущерба для последнего.