Концессия

— Позволь... армия! В армии каждый человек разный, но все подчиняются одному порядку. Пожалуйста, сохраняй свою индивидуальность, а в делах общих придерживайся общеустановленных норм. Ты же сама всегда ратуешь за дисциплину... А теперь ты думаешь, что у Зейд особенный характер, что ты невнимательно отнеслась к этому характеру и вот девушка выкинула номер. По-моему, здесь все ясно. Прикидывалась, лицемерила, а подвернулся случай, и волчья натура проявила себя. Не пошел бы я за ней никогда в жизни. Сообщить пограничникам: золото, нарушители и старый бандит Джон.

— Береза, однако, другого мнения.

— Не понимаю я этого другого мнения.

— Очень простое другое мнение: она попала в общество бродяг. Если, в самом деле, Старый Джон здесь, они ее могут чорт знает куда затащить.

— Меня же не затащат!

— А ее могут. Девушку могут. Должны мы спасти своего товарища, который вот-вот может оступиться?

— Христианская мораль! Ненавижу!

— Ну, знаешь, Гончаренко, ты тоже!

Фролова принесла полотенце.

Потом мылся Гончаренко. Картофельное поле отдавало теплым родным запахом. Приятно было ступать босиком по мягкой влажной земле. «Нет, нет, он не прав, — думала Точилина, — так нельзя. И Береза думает именно так, как думаю я».

С огорода она видела реку, вдоль реки балаганы, увешанные юколой.

Вдруг завыли псы. Несколько минут вой, тягучий, тревожный, точно волчий, стоял в воздухе. Потом все стихло.

Вокруг подымались горы. Деревня расположилась удобно: горы защищали ее от ветров.

Береза и Фролов вернулись в сопровождении трех человек. Один из них был высокий, тонкий, в очках, с русой бородкой.

— Осматриваете огород? — крикнул очкастый.

— Прекрасный огород, просто удивительно. Я никогда не думала, что встреча с картошкой меня так взволнует.

— Насчет картошки это я надоумил. Созвал стариков. Помните, спрашиваю, как вы у себя в России пахали, сеяли, огородничали?

— Ну, как же не помнить?!

— Ну, так давайте.

И показал пример. Женщины подсобили. Картошку садим, обещаю огурцы... А лук, тот идет чорт знает как. Лучше, чем на материке.

— А вы кто здесь? Агроном?

— Я за всех, я учитель.

— Из Петропавловска?

— Из Хабаровска. Второй год здесь.

— Нравится?

— Как может не нравиться?! Вы посмотрите, какой здесь мир. На вулканах были?

— Ну, что вы, мы только на берегу сидим, на рыбалке.

— Ни Срединный, ни Валагинский хребет не пересекали?

Точилина засмеялась.

— Через деревню они не проходили, — сообщил Береза. — Есть подозрение, что они пошли на камчадальскую Николаевку.

— А могли и вовсе мимо, — заметил второй из пришедших в коричневом пиджачке и синих брезентовых штанах.

Учитель Василий Иванович рассказывал за столом, как он приехал на Камчатку только на зиму, с твердым намерением вернуться летом на Амур, где у него родители и жена. Жена тоже учительница. И вот остался на вторую зиму и, может быть, останется и на третью. На летние каникулы собирался к жене — огороды задержали.

— Жена может приехать к вам, — сказала Точилина.

— Она у меня упрямая, хочет, чтоб я приехал к ней,

«Оба вы упрямые», — подумала Точилина.

Пили чай с вареньем из жимолости. Оно немного вязало, но было сладко и душисто.

Потом хозяева расстелили на полу медвежьи шкуры, положили подушки.

— Отдыхайте!

Точилина думала, что она сразу заснет. Но мешали мысли, впечатления, то, что над деревней подымались горы, мешал огород и учитель со своей энергией и упрямством. «Не был бы упрям, так ничего у него и не вышло бы».

Ей стало хорошо. Она тоже была упрямая.

«Может быть, это и есть человеческое счастье? — думала она. — Если прибавить сюда умственную работу, книги, газеты, изучение края... что еще может быть нужно человеку? Шум городских улиц, витрины магазинов? Нет, повидимому, это и есть счастье...» Она заснула.

Перед вечером совещались. Вспоминали все, что говорил Дождев и прямо, и намеками, и о чем умолчал. К реке Авачи вела торная тропа. Вернее всего, золотоискатели пошли по ней.

Фролов знал медвежью тропу, которая выводила на Авачинскую с экономией в добрых восемьдесят километров. Надо отправиться по ней и выйти золотоискателям навстречу.

— Попробуем, — сказал Береза.

Вечером Точилина заглянула в школу. Это было просторное здание с крытым крыльцом. Три больших класса и учительская.

Школа выглядела веселой. В учительской на полках тесно стояли книги.

— Больше двухсот, — сказал Василий Иванович.

Белая, с коричневыми пятнами, остроухая, с острой умной мордой собака лежала под столом.

— Вот еще камчатская забота, — сказал учитель. — Даже при железной дороге собака не потеряет на Камчатке своего значения. Собака здесь всё.

Он присел на корточки, и собака вышла из-под стола. Она была коренаста, широка в груди, с коротким хвостом.

— Камчатская собака удивительное животное.

— Вы, я вижу, все знаете.

— Учитель должен знать все, — сказал Василий Иванович, — особенно все то, что относится к жизни, среди которой он живет.

— Учитель должен быть мудрым?

— Именно.

Оба засмеялись.