Концессия

Святой Куст с крыльца конторы видел забор, бревенчатые цехи, тропинки между ними и штабеля леса. Завод креп с каждым днем. Подвезли большую партию леса, все ценные породы: лиственницу, дуб, бук, кедр.

Бригадира особенно радовал кедр. Тара из него выходила душистая, непобедимо благоухающая тайгой. Конечно, тара не получалась стопроцентная. Лучшая клепка, конечно, колотая, когда дерево раздается по слоям под рукой опытного рубщика. Такая клепка легко просыхает и не дает трещин. На пилах не то.

К тому же, осмотрев полученный лес, Куст пришел к выводу, что никакой сушке он не подвергался, лежал в штабелях или даже просто в завалах... Следовательно, на заводе ему предстояло пройти изрядный путь.

И вот под сопками появились обширные навесы. Они были открыты только с одной стороны — ни солнце, ни сквозной ветер не имели туда доступа. Туда легла драгоценная приморская клепка. Здесь она медленно высыхала, не рискуя разорваться.

Куст, назначенный главным опекуном над зреющими клепками, ежедневно, утром и вечером, обследовал их, трогал руками, пробуя влажность, и усиленно тянул носом, анализируя запахи.

Клепка во влажном морском воздухе доходила медленно. Это тормозило работу.

Около навесов воздвигался обширный деревянный сруб для последнего этапа сушки — горячим паром, чтобы из клепок выварить калийные соли и застраховать их от гниения.

Лес на территории завода лежал теперь всюду просторными равнобедренными треугольниками, удовлетворяя рабочее сердце своим обилием.

Куст осматривал навесы и треугольники, борода неподвижно прислонилась к груди, как парус к мачте, ожидающий первого порыва.

— Бригадиру привет! — крикнул Троян, проходя мимо. — Бригада работает?

— Работает.

Куст еще раз осмотрел навесы и пошел за Трояном.

— Хорошая борода у тебя, — сказал Троян. — И похож ты на моего деда.

— Из какой губернии?

— Нижний-Новгород, бригадир!

Они взобрались но крутой тропе, срывая сапогами камешки. Одинокий стебель шиповника раскрыл пунцовую чашечку; в чашечке, торопливо суясь в каждую тычинку, копошилась запоздалая пчела.

— Я дальневосточный, — сказал Куст. — В России не бывал, а рассказывают — ровное место, ни гор, ни тайги... так, лесок кое-где на десять верст. И почитается этот лесок уже превеликим лесом, и ребята боятся ходить, и водится в этом лесу зверь: заяц да белка.

Он усмехнулся и толстыми губами пожевал конец бороды.

Из открытых окон особняка несся стук, грохот и скрип.

В зале с линолеумовым полом обдирали ветхие обои. Пахло мышами и плесенью. Куски обоев свисали, качались и падали на пол. У печи, сжав тонкие губы, возился Мостовой. Ему помогал, размешивая глину, Краснов. В соседней комнате строгали новые двери. В уже готовой кухне с конфорками на плите и стеклами в рамах, разувшись, мерцая голыми ногами и руками, орудовала Медведица. Она смывала густую пыль десятилетий со стен, подоконников, огромных полок и пола.

Гомонова работала в маленькой комнате с единственным окном на восток, в гущу цветущей сирени. Комнатка предназначалась под склад платьев и игрушек.

Вера и Графф приколачивали длинные полки, разделенные на клетушки. На окне примостился фотоаппаратик. Вера только что снимала стройку. Пусть останутся на память запустение, смерть и дружная работа над воскресением.

В углу приспособлял шкафик Греховодов, единственный сотрудник конторы, пожелавший принять участие в общественном начинании бригады. Но дело у него не спорилось: он не умел находить пазы в кирпичных стенах. Однако работал с упорством. Он не только зачислился работником в бригаду, но написал в стенновке призывную статью: «Товарищи, штурмуйте быт».

На пороге остановился Троян.

— Новый работник, — кивнула Вера, — идите помогать.

«Пожалуй, я по-настоящему люблю ее», — подумал поэт, ощущая при виде Веры радостное успокоение, какое охватывает путешественника, прибывшего к намеченной цели.