Читаем Концессия полностью

То, что было за окном: чернота садика, неясные крылья крыш, сизое пятно Чуркина, — все казалось существующим во сне, нереальным. Греховодов спустил панно, обернул электрический рожок бумагой и включил свет. По коридору раздались грузные шаги, в дверь постучали: для уха Греховодова — пудовым кулаком.

Он скрипнул зубами, подскочил к двери, распахнул ее.

— Тише! За стеной у меня больная хозяйка... Садись вот сюда и, пожалуйста, сдерживай свой голос. Ну, что скажешь?

Огурец сел в кресло, закинул ногу на ногу, сложил холмиком красные ладони.

— Послушай, я был там, куда ты меня направил, у твоего китайского профессора... Так ведь здорово, чорт, какой он, то есть не он, а тот другой, передо мной развернул исторический атлас. А ты тоже хорош! Таким безгрешным Марксом передо мной ходил!

— Каким Марксом? Что ты порешь?

— Ну, ну... не кирпичись, будет. Я прощаю тебе весь твой маскарад... Я сразу узнал твою мысль, твою руку, Илья... И вот я пришел с тобой поделиться чувствами... Послушай: оказывается, уже армия готова. Сто тысяч кадровых офицеров! А идея этой республики — великолепие! И, наконец, взялись за идеологию... Это правильно. Сознавайся: идеология — это твоих рук дело?

— Какая идеология? — мрачно спросил Илья Данилович.

Огурец вытащил из кармана небольшую плотную бумажку и протянул другу. Греховодов прочел:

«ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Дорогие юные товарищи школьники! Всюду среди вас неизвестные вам, но преданные друзья.

Маленькие товарищи и маленькие подруги, нужно, чтобы вы знали истину.

Истину человечество искало и находило на протяжении всей своей многовековой жизни, и золотые ее крупицы рассеяны всюду.

Вас учат грустной, угнетающей вашу душу экономике. Вас учат, что она решает судьбу народа и культуры.

Вас учат, что человек не имеет души, что за гробом он не существует.

Ваши друзья, давно живущие среди вас и наблюдающие вашу жизнь, теперь становятся на путь реальной связи с вами. Они будут вас учить, будут открывать вам глаза.

Темы следующих бесед таковы:

1. Самое ценное в мире — душа человека.

2. Душа человека, а не экономика движет миром.

3. В мире нет никакой классовой борьбы, а есть борьба между злыми и добрыми людьми.

Дорогие товарищи и подруги, освещение всех вопросов будет объективное, далекое от политической узости. Ждите следующего письма и отстаивайте свою свободную мысль. Скоро мы будем говорить с вами из уст в уста, а не через письма.

Ваши свободные друзья».

Греховодов прочел письмо раз, другой, третий.

— Ты это носишь в кармане? У тебя много?

— Тысячи две...

Огурец протянул ноги и вздохнул.

— Организовано все замечательно, малейшими деталями не побрезговали: там пожарик, там письмо, там казнь. Чувствуешь, за дело взялись настоящие мастера.

Греховодов неожиданно сделал испуганное, прислушивающееся лицо. Это было тем легче, что у него по-настоящему дрожало сердце и кожу пробирал мороз...

Огурец смолк. Друг вылетел в коридор, постоял несколько минут за дверью, скривив рот, и вернулся.

— Придется идти, — сказал он. — Ты меня прости,

Огурец... Хозяйка очень больна, муж не может ее оставить, просил сходить в аптеку за лекарством.

— Ладно, ладно, дуй, раз больна, ничего не поделаешь... И я пойду.

Вместе вышли на улицу.

— Ты в какую сторону? — спросил Огурец.

— Туда, — неопределенно мотнул головой Греховодов и двинулся прочь.

Возвратился в комнату через четверть часа. Дело начинало становиться серьезным. Надо было все обдумать. Он попал в историю, которая могла кончиться бог знает чем... Сто тысяч офицеров! Вооруженная контрреволюция! Нет, на такие вещи он не способен. Пусть другие. Он — философ!

СВЯТОЙ КУСТ

Святой Куст жил в старой казарме, превращенной в общежитие. Казарма помещалась на кольце военного шоссе, там, где оно, покружившись между вершин, решительно и прямо скользит к бухте Горностай.

За шоссе спускается к Уссурийскому заливу широкая, пышная травяная долина. И если идти к заливу напрямик, как летит птица, можно добраться до залива через двадцать минут (хотя из окна Кустовой комнаты благодаря чистоте воздуха залив кажется под самым шоссе), а если идти по тропинке, по краю долины — час времени. Чем ниже падает долина к морю, тем выше поднимаются соседние сопки и на берегу стоят огромные, утесистые, упираясь в залив могучими каменными коленями. Тела их, изъеденные ветром, туманом и солнцем, облюбованы птицами для гнезд. На той стороне залива Сихотэ-Алиньский хребет высоко и сурово замыкает знаменитую Сучанскую впадину. По взморью проходят корабли, оставляя медленно тающий в воздухе коричневый дым. Со взморья бьет солнечная полуденная рябь, — тогда на океан, не прищурившись, нельзя смотреть. Но оттуда плывут и туманы, и обитатели общежития раньше других видят его мраморные крутые глыбы.

Куст владел домиком на Первой Речке, построенным двадцать лет назад, когда охотник окончательно остался в городе. В тесном теплом домике, со смородиной и крыжовником в палисаднике, с грядами огурцов, капусты, помидоров и дынь в огороде, жили теперь два сына и две дочери бригадира.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже