Теперь диктатор снова превратился в того старика Цезаря, которого Иван увидел сразу при попадании в Древний Рим. Те же седые короткие волосы, лысина, морщины на лице, впалые щеки, грустный и усталый взгляд. Здесь вдали от назойливых людских глаз Гай Юлий расслаблялся и давал волю чувствам. А Иван под воздействием такой сердечной обстановки воспринимал Цезаря не как императора или диктатора, а как приемного отца. Их души были готовы к конфиденциальному диалогу.
И вот, наконец, император тяжело вздохнул и сказал:
— То, что я тебе поведаю, Иван Сальватор, никто и никогда не узнает. Даже в вашем предалеком будущем. Я верю тебе, мой мальчик, как своей душе, и люблю тебя всем своим сердцем. Ты послан мне Юпитером и Венерой, оттого я и расскажу о своей тайне. Я знаю, ты предан мне всецело. Так вот слушай… Я догадывался о том, что вокруг меня зреет заговор и что меня могут убить, но по своей воле не внял многим предостережениям. Был непростой момент для меня. Но ты не поверишь мне, мой Иван, направляясь в сенат, я хотел умереть…
— Умереть?.. — глаза Родина от удивления округлились.
— Да, мой славный Иван Сальватор, ты не ослышался, в последнее время я этого желал.
— Зачем, мой Цезарь! — поразился Родин.
Диктатор пояснил:
— Волею богов я достиг всего того, чего я желал в этом мире для себя: земной славы, богатства, успеха, многочисленных побед в сражениях. Меня любят самые величайшие и лучшие женщины мира. Чего еще желать? Я вошел в историю. И мое имя, как ты говоришь Иван, восхваляют и помнят даже через две тысячи лет и говорят что я великий человек. Уйти успешным и всегда побеждающим — разве это не прекрасно. И этот поход я затеял недаром. Я желал, чтобы весь мир видел, что я еще тот самый Гай Юлий Цезарь. Цезарь — победитель, Цезарь — завоеватель, Цезарь — защитник Рима и отец народов! Мне не хотелось погибнуть от божественной болезни. Или слабым, беспомощным стариком. Это была бы смерть негероическая. Пасть на поле боя в великом сражении — вот прекрасная кончина! Или умереть от мечей и кинжалов сенаторов. Это тоже достойная смерть. Люди бы тогда жалели меня и плакали. Земной путь человека, обрастающий уже при жизни легендами о его доблести и величественности, должен завершиться красиво и героически. Тогда о нем будут помнить и через века.
— Тогда отчего мой Цезарь ты передумал умирать в тот момент, когда я к тебе подбежал и схватил за плащ и сообщил о заговорщиках?
— Только боги об этом ведает. Не знаю, почему я передумал погибать. Но… вероятнее всего причина тому — моя с годами выработанная привычка драться с любым врагом до победного конца. Я прирожденный воин. Хотят убить — значит надо отразить удар и перейти в наступление. Я люблю побеждать, поэтому я всегда — победитель. Я им был, буду, им останусь. Хвала за это Юпитеру. А еще… может быть меня разъярило то, что ты назвал имена моих, как мне казалось до того мига, преданных и любимых людей — Марка и Децима Брутов.
— Да, тяжело когда тебя предают лучшие друзья. Знаешь, Цезарь, после тебя Римом будут править много других императоров, но появиться новая вера — христианство, которая станет неугодной римским правителям. Этих людей будут убивать толпами. Умерщвлять на месте, прямо в домах, выгонять на арену цирка на растерзания диким зверям, подвергать распятию, морить голодом, бросать в тюрьмы. Да их будут массово уничтожать, но они не сломаются и не отступятся от своей веры. Она обойдет весь мир и станет ведущей. Даже через двадцать веков. Миллионы людей поверят в нее, потому что она истинная вера. Они будут верить в Иисуса Христа — сына божьего…
— Иисус Христос, занимательно.
— … Так вот, его отец — Бог, типа Юпитера, послал Христа на землю к простым людям чтобы, тот открывал им божественные истины. И у него были ученики. Но один из них по имени Иуда предал учителя и сдал его прокуратору Пилату за тридцать серебряников. Это я о том, что Иисус слепо доверял этому Иуде, а он его предал. Как и в твоем случае с Брутами.
— А что произошло потом с этим сыном божьим, как там, Хри-сто-сом?
— Христа распяли, он умер в страшных мучениях, а потом воскрес, ожил. Мы, славяне, высоко чтим нашего сына божьего. И дату его воскрешения празднуем уже две тысячи лет. Этот праздник у нас называется Пасха.
— Пасха?
— Да, Пасха.
Цезарь еще больше помрачнел.
— Если я был бы богом, я бы оживил сей час одного славного патриция.
— Кого? — полюбопытствовал Иван.
— Марка Брута… — поник головой диктатор.
— Брута?! Цезарь, я тебя не понимаю! — снова изумился Иван.
— Открою тебе еще одну тайну, мой славный Сальватор. Марк Брут — мой сын…
— Сын?!
— …Я узнал об этом поздно после заговора. От Сервилии.
Иван не переставал удивляться.
— А зачем ты тогда его приказал казнить? Где тут логика, мой божественный Цезарь? Ведь это был твой родной сын! Кровь от крови, плоть от плоти твоей!
— Пойми, мой славный мальчик, Марк никогда не стал бы мне искренним и верным другом, сподвижником, сыном — слишком велики стали разногласия между нами. Но я оказал ему милость, дал меч, чтобы он мог достойно умереть. Он этого сам хотел.