Контуры и силуэты

Полковник подошел к секретеру, на открытой доске которого стоял роскошный музыкальный центр, вынул из коробочки кассету, вставил в кассетник. Нажал кнопку. После недолгого шипения послышался приятный баритон:

— Расслабься. Тебе удобно? Закрой глаза. Так удобно?

— Удобно, хорошо.

— Что тебя беспокоит?

— Мне кажется... Правда, мне всю жизнь так кажется, что все это происходит не со мной, это чужая жизнь. Я бы... Я не заслужила этого. Так просто не бывает, не может быть. Это так же нереально, как вообразить себя мертвой. Ты понимаешь, мой труп — и я.

— Почему тебе пришло в голову именно это сравнение?

— Это два разных состояния, даже две ипостаси. Мне кажется, что та женщина, которая там, не та, которая здесь. Там только образ, то, что для других. Ведь любят и ненавидят не меня. Для кого-то я — образ, для кого-то — мишень, но тот, кто стреляет в мишень, попадает в меня.

— Ты снова заговорила об убийстве.

— Этот человек может представить меня в виде портрета с выколотым глазом. Так ему легче убить.

— Расслабься. Какой человек? Ты его видела?

— Скорей, создала. Так, пока бесплотный призрак: что-то темное, может быть, темно-серое, один силуэт без деталей. Даже, может быть, не силуэт, а пустое пространство в толпе. Возникает то там, то здесь. Именно его бестелесность меня и пугает. Как будто он должен придти и завершить.

— Погоди, он существует? Какая-то реальная фигура...

— Не знаю. Может быть, я выбрала кого-то из толпы, чтобы воплотить в нем свои страхи.

— Тогда воплоти, воплоти сейчас. Опиши его. Как он выглядит?

— Ну так. Плащ, шляпа. Кажется, нет рук, наверное, они в карманах. Больше ничего сказать не могу. Может быть, ничего больше и нет.

— Попробуй отыскать его в толпе. Того, который покажется тебе таким. Лучше воплотить свой страх в конкретного человека. Подойди, поговори с ним. Или покажи его мне. Его или похожего на него. Я с ним поговорю. Познакомлю вас. Нужно, чтобы вы узнали друг друга. Вернее, чтобы ты его узнала. Тогда ты поймешь, что для него ты это ты. Ведь ты тоже создала образ, и этот образ знакомишь теперь со своим образом, не с собой. Воплоти его и дай ему воплотить тебя.

— Ты хочешь, чтобы я вошла в тот образ? В тот, который на сцене?

— Ни в коем случае. Вообще забудь о нем. И больше не смотри на себя в записи, не переселяйся в телевизор.

Полковник нажал кнопку.

— Ну вот. Все так. Дальше в том же духе. Это тебе что-нибудь дает? — спросил он “кадета”.

— Какой-то параноидный бред.

— Не совсем, — сказал капитан (никакой веселости в нем больше не оставалось). — Вот эта фигура, этот силуэт, может быть, и не пятно на потолке, не призрак, может быть, он вполне реально существует? То, что она говорит, что сама создала его, возможно, только метафора. Здесь все может быть как раз наоборот: не она воплотила свои страхи в ком-то, показавшемся ей для этого подходящим, а какая-то подозрительная или просто неуместная в каких-то обстоятельствах фигура внушила ей страх. Может быть, в нем угадывалось что-то ненормальное: ведь эксгибиционист, патологический соглядатай, маньяк-убийца — все они имеют одну общую черту, они замкнуты в себе. А страх всегда один и тот же, и поэтому любой извращенец может предстать перед тобой убийцей. А она к тому же особа очень нервная и, конечно, прекрасно чувствует любое отклонение от нормы.

— Ты думаешь, она говорит об убийце? — спросил я капитана. — Боюсь, что это слишком большое допущение.

— Пойду еще дальше, — сказал капитан. — Предположу, что доктор попытался осуществить свое намерение познакомить их, а может быть, и познакомил.

— Никогда! — резко возразил я. — Никогда убийца не пошел бы на контакт со своей жертвой. Для него певица должна быть мишенью, просто мишенью — ни живой, ни мертвой.

— Ты говоришь об определенном убийце, — тяжело сказал капитан. — Но убийца убийце рознь. Вспомни Троцкого.

Я пожал плечами. Я подумал, что в своей полицейской логике капитан, пожалуй, и прав, но он говорит о конкретном убийстве. Это исключительный случай, нельзя рассматривать его как прецедент. Медичи и не Медичи травили друг друга и других, жены убивали мужей и мужья — жен, Медея убила своих детей, чтобы отомстить супругу, в истории описано много случаев частных убийств, но все это не для киллеров, не для профессиональных убийц — профессионал может только предполагать, что убивает человека — для себя он убивает мишень. Я вспомнил отрывок из прочитанной когда-то книги: “... она только мое представление, образ, а быть представлением — значит как раз не быть тем, что представляется. То же отличие, что между болью, о которой мне говорят и болью, которую я чувствую... Как есть «я» — имярек, так есть «я» — красный, «я» — вода, «я» — звезда”.