Контуженый

Пустой взгляд смотрит в серое небо. Печальный небосвод посылает мне дождь. Сначала одинокие капли-разведчики изредка попадают в лоб. Небо как бы спрашивает – хочешь?

Хочу! – кричит мое подсознание.

Небесные краны открываются и благодатный ливень омывает мое лицо, просачивается сквозь одежду, очищает тело.

Я смотрю на могильный крест. Меня крестили в младенчестве. Наверное, в теплом храме в специальной купели. Но если бы спросили сейчас, я бы выбрал степь под дождем, чтобы не купель, а ливень! Ведь крестили же когда-то в водах реки.

Я возвращаюсь в Северодонецк. Когда мы освобождали город, люди прятались по подвалам, готовили на кострах и выстраивались в очереди за привозной водой и гуманитарной помощью. Магазины были разграблены отступающими вэсэушниками, но торговля в освобожденных городах оживает первой. На рынке я нахожу горячую еду и зону с устойчивой мобильной связью.

Выкладываю перед собой пять пакетов с разбитыми телефонами и именами боевых товарищей. Сердце щемит. Кто-то из них предатель. Кто? Скоро я получу ответ.

Сим-карта из телефона Шмеля оказывается целой. Переставляю ее в свой аппарат, у него был такой же, синхронизирую данные, как обучил мастер Кутузов. На дисплее долго крутится значок, скачивая данные из неведомого облака. Наконец, процесс закончен.

Я просматриваю сообщения из чатов в роковую для всех нас дату. Глаза ищут числа с координатами геопозиции или изображение карты с отмеченной точкой. Ничего подобного. Координаты противнику Шмель не передавал.

Я проматываю чаты в прошлое и читаю строки сообщений. Чаще других Денис переписывался со Златой. Я перебарываю укол ревности и вчитываюсь в диалог.

Девчонка поддерживала его боевой дух любовными посланиями и даже пикантными фотками. Некоторые были сделаны в купе проводницы. Злата без юбки, в расстегнутой блузке с зовущими губами и затуманенным взглядом выглядит чертовски сексуально.

Я завидую Шмелю. Мне таких фоток не доставалось. Меня Злата игнорировала. И поделом! Насильник заслуживает презрения.

Денис выражал свой восторг хвалебными смайликами, а если писал Злате, то в основном по делу, и не про войну, а про будущее. Как классно мы заживем после возвращения.

«У нас будет свой бизнес. Вместо проводницы станешь директором», – писал Денис.

«Форму оставлю для особых случаев», – смеялась Злата.

Я представляю Злату в рекламе автомойки. Злата в бикини драит капот пенным шампунем.

«Вместо паровоза роскошный кабинет. Начнем на полированном столе, закончим на кожаном диване», – фантазировал Денис.

Я смущен. Какой кабинет на автомойке?

В другом послании Злата волнуется:

«Лупик не успокоился. Грозит тебя посадить».

«Героя не посадят».

«А ты герой?»

«Не сомневайся!»

Шмель, и правда, решительный и смелый. Или безбашенный. Герои – они такие. Однажды он под видом Русика, знавшего украинский язык, пошел со штурмовым отрядом Вепря в рискованную ночную вылазку и помог одурачить противника, чтобы взять опорный пункт. Русик получил медаль за отвагу, а Шмель безоговорочную преданность Русика, нашего оператора беспилотника.

Вечером перед роковой ночью, за несколько часов до взрыва боекомплекта, Злата упомянула о встрече с неким Краско.

«Приехала в Луганск. Была у Краско. Встретил лучше, чем в первый раз. Клеился, предложил выпить. Я сделала, как ты сказал».

Луганск, Краско – вертится в голове. И память подсказывает, наш Русик из Луганска, по имени фамилии – Руслан Краско! У какого Краско была Злата? Как он связан с нашим Русиком?

«И?» – задал вопрос Шмель.

«Я получила деньги. Он выпил и уснул, я ушла».

«Струсила? Мне надо знать точно!» – упрекал Шмель, передавая восклицательным знаком свое недовольство.

«Я сделала это!»

Через немые буквы я слышу голос Златы. Она в отчаянии. Шмель вечно думал о деньгах и завлек ее в какую-то мутную историю. Не поэтому ли она скрывается?

И последнее сообщение от Златы:

«Я боюсь. За тебя, за себя, за всех. Будь осторожен».

В голове поднимается вязкая муть. Мысли разлетаются, как перепуганные выстрелами птицы. Злата предчувствовала беду? Или что-то знала? Зачем она ездила в Луганск? У какого Краско была за несколько часов до гибели нашего расчета? И что сделала по указке Шмеля?

Ответов нет. Впрочем, я искал ответ на главный вопрос: кто предатель? И продвинулся – Шмель отпадает. Он наши координаты врагу не сливал.

Беру следующий разбитый телефон. В уставших руках аппарат рассыпается на мелкие детали. Так я их окончательно испорчу. Пусть лучше мне поможет специалист. Мне надо в Луганск, к Кутузову.

Я спрашиваю у торговцев:

– В каких домах сейчас вставляют окна?

Восстановление города – вторая тема после новостей с линии фронта. Мне охотно подсказывают, говорят, как пройти.

Следуя их советам, я подхожу к зданию школы. Там кипит ремонт. Нахожу знакомую «газель» для перевозки окон. Водитель Валера жует бутерброд и рад встрече. Он разгрузил пластиковые рамы и готов везти меня в Луганск.

В кабине «газели» глаза натыкаются на рекламную наклейку на торпеде. «Краскопласт» – европейские окна для Донбасса».

Я по-новому осмысливаю название производителя окон. Интересуюсь: