Контуженый

Я по-свойски здороваюсь с пожилым водителем, чтобы убедить таможенника:

– Привет, Михалыч. Я от наших с фронта. Дорогу вам покажу. – И обращаюсь к таможеннику: – Ну что там со стоимостью? На троих проходит?

Таможенник оценивает мой несолидный возраст и невзрачный вид и качает головой:

– Декларация неправильно составлена. Беспилотные аппараты – продукция двойного назначения. Прицепи гранату и получишь оружие.

Меня бесит его чванство:

– Да, оружие! Против наших врагов. Или ты, гнида, за бандеровцев?

– Ну, знаете ли. – На пухлых щеках таможенника проступают красные пятна. – Разгружайте! Составлю протокол, выпишу штраф.

Женщина-волонтер не рада моей помощи. Она перепугана и лебезит перед гнусным чиновником:

– Как разгружать? Это же для нашей победы. Люди деньги присылали, кто сто рублей, кто десять тысяч. Квадрокоптеры ждут на фронте. Я не могу приехать с пустыми руками.

– Тысячи ей присылают, а мы тут круглосуточно за копейки… – ворчит таможенник, с опаской поглядывая на меня.

Чует, гнида, мою закипающую ярость. Врезать бы ему ногой под жирное брюхо. Скрутить и на нулевку под артобстрел. Понюхай пороху, мразь! Хотя от таких чинуш сплошные беды, что тут, что там. Не хотел бы я оказаться с ним в одном окопе.

Я лезу в рюкзак за таблеткой от головной боли. Рука натыкается на деньги за ранение. Я мог быть здоров, а друзья живы, будь у нас больше беспилотников, приборов ночного видения, раций и прочих нужных вещей, которые привозят волонтеры.

Достаю деньги в сжатом кулаке, демонстрирую уголки купюр таможеннику:

– Хочу внести изменения в декларацию.

В его глазах вспыхивают алчные огоньки. Он оглядывается и приоткрывает папку. Я опускаю туда деньги, папка захлопывается.

– Изменения приняты. Проезжайте! – командует продажный чинуша.

Мы пересекаем границу, которой скоро не будет. В этом я уверен, мы воюем за единую страну. За рулем Михалыч, рядом с ним Лиза, так зовут женщину-волонтера, я располагаюсь на свободном сиденье сзади. Остальные места, как и проход, заставлены коробками с беспилотниками.

Лизе за сорок, но ее энтузиазму позавидуют молодые. Она перевозбуждена и тараторит:

– В прошлый раз продукты гражданским везли и одежду военным, проблем не было. Футболки, термобелье, носки…

– Носков много не бывает, – подтверждаю я и хлопаю водителя по плечу: – Михалыч, останови!

Микроавтобус тормозит. Я извиняюсь:

– В туалет приспичило. Последствия контузии. Одну минутку.

Наглая рожа таможенника, засевшая в больной голове, не дает мне покоя. Я возвращаюсь на пропускной пункт и подзываю вислобрюхого таможенника.

– Скоро еще наши волонтеры подъедут. Серая «буханка» с буквами Z. Я за них сразу внесу, чтобы время не терять.

Пухлые щеки кривятся в самодовольной улыбке:

– Так бы сразу. Отойдем.

Мы отходим за стену уличного туалета, что мне только на руку. Таможенник берет мои деньги, пересчитывает и сует во внутренний карман. Я придавливаю его к стенке, перехватываю руку и вынимаю обратно толстую пачку купюр. Здесь не только моя взятка, а значительно больше.

– На нужды фронта, – объявляю я.

Выпученные глаза и распахивающиеся губы угрожают ненужной оглаской. Принимаю меры. Удар коленом в пах и кулаками по темечку прерывает возглас возмущения.

Я сверху на рухнувшей туше. Придавливаю коленом, выворачиваю подлецу голову, выдергиваю из нагрудного кармана кителя документы, наклоняюсь и шиплю в мерзкую рожу:

– Слушай приговор, Парасюк Семен Богданович. Если еще раз тронешь хоть одного волонтера, я утоплю тебя в выгребной яме! Для пули слишком много чести.

Я фотографирую удостоверение таможенника на телефон и швыряю корочки ему в физиономию:

– Найду тебя, где угодно! Не будешь жить по-людски, не будешь жить вообще! Слово бойца с позывным Контуженый!

Для убедительности сую толстяку под нос шеврон «Группы Вагнер». Розовая харя бледнеет. Я возвращаюсь в микроавтобус преобразившимся.

Лиза замечает мой светлый лик:

– Вам легче? Угадали с лекарством?

– Проверенное средство, – соглашаюсь я.

Мы едем по разбитой дороге. Коробки с беспилотниками на сиденьях трясутся.

Я придерживаю до чего дотягиваюсь, а Лиза оправдывается:

– Мне предлагали снять сиденья, но как. На обратном пути мы женщин и детей в мирную жизнь вывозим. Вот адрес бабушки, которую надо обязательно забрать. Пошла за гуманитаркой на мину-лепесток наступила. Ступни нет, ходить не может, но ее родные в Воронеже готовы принять. А у бабушки еще кошка с собакой, которых она не может бросить. Что поделаешь, всех заберем.

Проезжаем остовы выгоревших легковушек на обочинах. Михалыч кивает и сетует:

– Кошки с собаками и те уживаются, а мы братья по крови чего натворили. Когда же это закончится?

– Когда закончатся укронацисты, – отвечаю я.

– Надеешься, что их шокируют собственные потери? – Михалыч качает головой. – Ты видел их кладбища? Бесконечные флаги, венки, цветы, люди на коленях встречают гробы. Это культ смерти. «Героям слава» это же не про живых, а про мертвых. Смерть украинца обязательное условие будущего процветания Украины. Бог, по их разумению, служит проклятым москалям. У них другое.

– Черт вместо бога? – не понимаю я.