После возвращения Удачливого две зимы ничего не случилось. Вот только на сына ярла по–прежнему не было никакой управы. Рюрик не находил применения своей силе. Таскать камни на изгородь казалось ему теперь пустой забавой. Он задирался, вызывая на поединки мужчин намного старше себя. В борьбе не было ему равных по всем окрестным хуторам — он боролся как–то по весне на посиделках у камня Гудмунда с самим Гримвольвом–силачом, работником бонда Стари Большая Ладонь, а тот Гримвольв славился на всю округу своей недюжинной силой. Они пыхтели, возились, но так и не смогли одолеть друг друга. Гримвольв после этого сказал, что Рюрик, сын Олафа, — достойный поединщик. Нраву тот здоровяк Гримвольв был очень добродушного и не таил на Рюрика никакого зла, несмотря на то, что тот во время борьбы даже укусил его за ухо. Рюрик же похвалялся, что обязательно положит здоровяка следующей весной, — на том и разошлись. После Гримвольва уже не на шутку схватился Рюрик с дружинником Олафа тупоголовым Асмундом — он так довел его своими насмешками, что Асмунд совсем потерял голову. Бились они поначалу на кольях, а потом, когда колья сломались, взялись бороться. У Асмунда даже пена пошла, как он рассвирепел, но Рюрик оказался проворней. Асмунд изрыгал ругательства, а все–таки наелся травы и земли, пока они возились, — и так и не сумел одолеть обидчика.
Зная крайнюю Рюрикову задиристость, даже те викинги, которые жили в то время в Бьеорк–фьорде на Лосином Мысу, старались избегать встреч с ним и между собой звали его Бешеным Бычком. Рюрик уверовал в то, что все ему нипочем. С трудом он слушался Визарда, очень недовольного поведением сына ярла. Что же касается Олафа, то тот только хохотал над всеми его проделками, хотя и были они уже далеко не безобидными. Дошло до того, что как только показывался Рюрик, — работники бондов и самого ярла под разными предлогами уходили с его пути: немногим хотелось нарваться на неприятности. Бонды по всем хуторам с неодобрением отзывались о его несносном характере и приговаривали, что лучше будет, если сын Олафа отправится подобру–поздорову куда–нибудь за море, прихватив себе подобных; пусть уж лучше обретается где–нибудь в дальних странах, чем без толку шататься здесь и всех задирать. Видно, судьба ему такая, родиться непоседливым и сгинуть затем где–нибудь на чужбине.
Отмонд–колдун по–прежнему собирал травы и по вечерам у очага давал волю своему языку, но Рюрик больше не прислушивался к его россказням. Однажды, притащив убитого волка, он хвастался перед всеми, что сам переломил ему хребет, и клялся также, что переломит хребет всякому, кто окажется у него на пути. Олаф счел его слова достойными викинга и не делал ничего, чтобы хоть как–то остановить сына. Астрид, как послушная жена, не смела в этом перечить мужу.
К тому времени Хомрад совсем уж одряхлел. Перед тем как уйти к Хель, подозвал он к своей лежанке сына ярла и вот что сказал:
- Боги горы Бьеорк должны напугать тебя так, чтобы проглотил ты вместе с языком свою спесивость. Только то и будет для тебя спасением.
Рюрик ответил насмешливо:
- Совсем ты лишился ума, раз несешь такое…
Хомрад, вздохнув, тогда спросил:
- Потрогай–ка мои ноги.
Рюрик потрогал и сказал:
- Они холодны, как камни зимой.
Хомрад прошептал едва–едва:
- А что руки?
- Они так же холодны, — ответил Рюрик.
Хомрад сказал удивившись:
- Надо же, как быстро пришла Хель за мною.
Он добавил, совсем уж едва ворочая языком:
- Если ты не потрудился прислушаться к моим словам, потрудись хотя бы подвязать мою челюсть. Мне нужно выглядеть достойно.
После этого он умер, и его погребли у Трех Скал рядом с фьордом, и положили в могилу меч и шлем. Родичей у него почти не осталось: кто умер, кто погиб. Хомраду многие сочувствовали. Место, где была его могила, назвали Викинговой Пядью, и о Хомраде помнили как о верном человеке самого Сигурда, в прошлом большом силаче и воине. Рюрик же продолжал беспечно твердить:
- Проклятие богов — дожить до такой старости. Я не собираюсь ублажать Хель. Гораздо более мне по нраву оказаться в самом Асгарде.
Бонд Стари Большая Ладонь, который, находясь в доме ярла, услышал все эти разглагольствования, заметил потом своим людям, покачивая головой:
- Если так дальше пойдет — недалеко Бешеному Бычку до Асгарда.
И с ним многие согласились.