Конунг. Человек с далеких островов

Мы со Сверриром должны были выяснить, хранится ли в Киркьювоге этот священный пергамент и постараться выменять его на какие-нибудь ценности. В качестве первого залога мы должны были воспользоваться золотым кольцом, которое Сверрир носил на шнурке на шее, об этом кольце знали только он и я. В уплату за этот пергамент епископ собирался следующей осенью отправить на Оркнейские острова два корабля с полной командой. Так он сказал нам. Люди, приплывшие на тех кораблях, должны были без какого-либо вознаграждения пять лет служить оркнейскому ярлу. Поэтому нам надлежало молчать об этом, ибо кто захочет отдать пять лет своей жизни за книгу, которую он не может прочесть и которая даже ученых людей способна повергнуть в страх, не принеся им радости? Не сомневаюсь, что епископ Хрои придумал бы, как отправить корабли на Оркнейские острова, чтобы люди не заподозрили, что их там ожидает. А дальше уже ярл Харальд должен был заботиться о том, как внушить любовь и повиновение тем, кого ему отдали в уплату за слово истины. Мы плыли семь ночей, пока впереди не показалась земля.

Однако лик истины, йомфру Кристин, не всегда светит там, куда направляется корабль.

***

Я буду краток. В Киркьювоге мы посетили старшего священника, служившего в красивейшей церкви, какую я до того видел. Церковь была еще не закончена, но уже освящена в честь святого Магнуса. Нас приняли в школу священников, и мы быстро поняли, что для завершения своего образования должны остаться в Киркьювоге на всю зиму. За большое распятие мы отдали на одно кольцо меньше, чем было обещано. Сверрир утаил его, сказав, что епископ Хрои, должно быть, неправильно понял условия сделки и дал понять, что в последнее время епископ полюбил золото куда больше, чем слово Божье. Он предложил, чтобы мы помогли оркнейским священникам отправлять заупокойные службы по покойникам, умершим от чумы, которая зимой свирепствовала на островах. Чужая смерть не очень огорчала служителей церкви, готовых за жалкие гроши провести души умерших через чистилище к Богу. Так получилось, что мы, еще ученики, ничем не выделявшиеся среди сонма ученых людей в этом богатом епископстве, смогли оплатить словом то, за что должны были заплатить золотом. Однако священного пергамента со словами истины мы там не нашли.

Жили мы в тесном, неприбранном помещении для учеников. Мы со Сверриром делили одну постель на двоих. Нам было непривычно оказаться там, где нас не знали, где никто не видел в нас ближайших людей епископа и где мы были вынуждены ходить строем и молчать, когда говорили другие. Это была полезная школа, и чувство недовольства, мучившее нас весь тот год, сблизило нас еще больше. Наши фарерцы работали на причалах, занимались ловлей рыбы под началом Свиного Стефана и, так же как мы, должны были перезимовать на островах.

В ту осень в Киркьювоге стояли два корабля из Норвегии. Хёвдингами на них были сборщик дани Карл и его сын Брюньольв. Карл приехал за данью, положенной норвежцам, — рука конунга Магнуса и ярла Эрлинга дотягивалась и сюда. Этот сборщик дани не пользовался тем уважением, на какое мог бы рассчитывать посланец конунга. Однако к его чести надо сказать, что мало кто из людей, вызывающих такую неприязнь, выполнял свою задачу лучше, чем он. Сборщик дани намеревался вернуться в Норвегию до начала зимних штормов. Поговаривали, будто Харальд, оркнейский ярл, не от чистого сердца, надеясь на отказ, просил сборщика дани остаться на островах до следующего лета, дабы заручиться его расположением прежде, чем тот уедет. Сборщик дани не знал удержу в своем рвении, когда дело касалось дани. Сын тоже, но его рвение касалось только женщин. Оба требовали то, что принадлежало им по праву. В Киркьювоге сильно поубавилось серебряных колец, и злые языки говорили, что число чаш в усадьбе епископа во время осеннего пересчета не совпадет с прежним.

Для нас, уже знавших многое о норвежцах из рассказов Эйнара Мудрого, это не было новостью. В Киркьювоге норвежцы захватили бой в Норвегию [10], и обещали, что ему будет оказана честь, ибо воспитываться он будет в дружине конунга Магнуса. Он станет дружинником конунга, если только оркнейский ярл не соберет против конунга войско, чтобы, отправившись за море, объединиться там со многими противниками конунга Магнуса. Буде такое случится, молодому человеку не удастся усовершенствовать свое воинское искусство. Тогда ему суждено совсем другое.

В тот вечер, когда глубокое уважение норвежцев к жителям островов было недвусмысленно подтверждено тем, что юного заложника увезли на корабль сборщика дани, мы со Сверриром лежали спиной друг к другу, и не могли заснуть. Вдруг он повернулся ко мне и тихо сказал на ухо так, чтобы никто не слышал:

— Я думаю, мы не найдем здесь книгу истины… Зато я нашел человека, которого зовут Сигурд.

Йомфру Кристин, как только он произнес эти слова, над морем и островами воцарилась странная тишина. Так мне кажется теперь. Тогда я впервые услышал имя человека, который впоследствии назвал Сверрира хёвдингом берестеников [11] и конунгом Норвегии.

***