Конунг Руси

Если смотреть на весь цирк глазами местных варваров, то ничего особенного. Просто «бохато» и «пафосно». Им нравилось. Даже этим всем ребятам, что так вырядились. Особенно они перлись от гребней из перьев на голове. Прямо как дети.

От викингов была примерно такая же реакция, поэтому Ярослав и не выделывался перед ними. Молча подошел. И молча победил.

А вот среди хазар хватало тех, кто много контактировал с Византией, и даже если они сами и не поймут сразу, то довольно скоро разберутся с нужными ассоциациями. Во всяком случае, на уровне руководства. А может, и сразу поймут. Мало ли? Вот наш герой и старался. С песенкой возвращался. С пафосом. Чтобы обратили внимание и запомнили. И слова песни такие, чтобы не перепутать. Ну и чтобы солдаты, не знающие язык, ее таки заучили без особых проблем, конечно…

Люди, что копошились в оставленных жителями землянках и усадьбах пригорода Гнезда, прекрасно заметили появление этого отряда. И, не вступая в бой, бросились бежать. Кто это – догадались они все.

Ярослав делает взмах рукой, и Добрыня со своими всадниками устремляются вперед. Дабы немного порубить этих злодеев. Вон как улепетывают.

Но тут от восточного лагеря хазар выскакивают тридцать – тридцать пять всадников и несутся наперерез. Видимо, чтобы прикрыть бегство. Ну и заодно порубить немногочисленную конницу Ярослава, оценка которой у хазар, вероятно, очень невысокая.

Добрыня немного замешкался.

Оглянулся на Ярослава.

Сигнальщик, что стоял рядом с конунгом, дал отмашку флажками.

Добрыня прокричал какой-то приказ. И его ребята начали строиться в одну жидкую шеренгу. Прямо против набегающего хазарского отряда конницы. Довольно быстро выстроились. Кое-как, но быстро. И пошли вперед, опустив свои длинные клееные копья. У каждого копья у наконечника небольшой красный флажок. Каждое копье удерживалось в специальной опорной петле, что крепилась к седлу. Поэтому при перевозке оно спокойно придерживалось плечевой петлей, а при ударе рукой. Через эту опорную же петлю происходило главное волшебство – упор копья через седло в лошадь. Таким образом можно было концентрировать на острие копья массу разогнавшейся лошади со всадником. Очень простой прием. Но его в истории использовали только крылатые гусары. Видимо, слишком поздно придумали.

И пошли… пошли… молча.

Лев Философ отметил, что у них не только странно длинные копья, которые они держат необычным образом, но и непривычные каплеобразные щиты. Тоже красные. С изображением скорпиона в верхней, скругленной части.

Хазары, увидев это стремление к копейной сшибке, также перехватили свои копья поудобнее с легкими круглыми щитами и закричали, накручивая себя. То есть подвоха не заметили. Ведь они никогда с таранным копейным ударом не сталкивались. А длину копей всадников Ярослава, видимо, не сумели оценить и осознать.

И вот – разгон. И удар.

Треск ломающихся копий. И все три десятка хазар вылетели из седла. Все. Ну, почти. В последний момент уклонились, совершив прием джигитовки, только двое. Но они и копья бросили, поняв, что дело пахнет керосином. В некоторых же угодило по два копья. А учитывая тот факт, что седла они применяли степного типа, то усидеть в нем при нормальном копейном ударе вообще было непросто. А уж при таранном – и подавно. Так что, даже укрывшись щитом и в целом выдержав и выжив удар, хазары были выбиты со своих насестов легко и непринужденно. Словно ударом кувалдой наотмашь. Из-за чего они теперь если и были живы, то вяло копошились на земле, не в силах подняться.

Добрыня остановил свой отряд. Огляделся.

Двое всадников хазар спешно улепетывали по дуге. Других всадников более от стана не выезжало. Видимо, это были те, кто был уже в доспехах и с подготовленными лошадьми. Поэтому он приказал отбросить обломки копий и повесить на плечо те, что сохранились. Выхватить клинки и вернуться к начатому делу – рубке бегущих. Точнее, к тому, чтобы обозначить это дело. Потому как всадники хазар, даже погибнув, сумели сделать важное дело – выиграть время. И беглецы успели уже довольно далеко продвинуться.

Дружина Ярослава тем временем красиво и ровно шла прямо в северные ворота. Там уже опустили подъемный мост и отворили створки. Встречая гостей.

У самых ворот пехота остановилась, пропуская обоз. Потом пропуская свою конницу. И только уже потом, последней зашла сама.

Все про все – каких-то минут пять-семь.

Хазары за столь небольшое время просто не успели нормально отреагировать, ибо не ждали возвращения Ярослава так скоро. Но главное – не это. Наш герой и не думал, что прорыв в крепость будет чем-то сложным. Отнюдь.

Главное в том, что, когда его пехота, продолжая напевать ту речитативную песенку, вошла в крепость, к нему вышла навстречу не только Пелагея со старейшинами. Нет. К нему еще вышли навстречу богато одетые византийцы с выпученными глазами удивленных лемуров.

– Твою же мать… – тихо произнес Ярослав, понимая, что перегнул палку и довыделывался. После чего выдавил из себя как можно более приятную улыбку и, вскинув правую руку в приветственном жесте, громко произнес: – Salvete[60]!