Конунг. Властитель и раб

Добавим, что если я скажу «нет», – что он сделает с четырьмя кораблями и послушными, твердыми людьми? Ты видел их. Ведь не без умысла они ходят плечом к плечу, молча стоят, смотрят в упор, не отвечают на вопросы, подходят по мановению его руки, не замечают наших. Это чтобы вселить в нас страх. Что сделают они, если я скажу «нет»? Отправиться на юг, к конунгу Магнусу, он не может. Требуя, чтобы его признали сыном конунга Сигурда, Эйрик представляет опасность и для Магнуса. Но если вместо этого он начнет распрю с нами – именно сейчас, когда мы должны встречаться с Магнусом и толковать о мире, – будет подстрекать бондов к мятежу, выступит как новый, истинный конунг биркебейнеров? Что тогда?

Вот где кроется опасность. И я спрашиваю:

– Не лучше ли для меня и для всех удовлетворить его требование и подвергнуть испытанию, которое, как он думает, подтвердит его происхождение? В случае успеха он станет нужным мне человеком. Я заставлю его дать клятву перед испытанием. Он даст – но сдержит ли, если руки его, отложив прочь железо, останутся невредимы? Он будет почитаем как сын конунга, а я нет? Он встанет перед ратью и скажет: «Я тот, за кем вы должны следовать?»

Но не забывай, что однажды я могу погибнуть! Кто поведет тогда моих людей? Я не замечаю среди наших способных хёвдингов. У меня двое сыновей дома, и я хочу, чтобы старший однажды возложил на себя корону Норвегии. Но кто будет править страною, если я уйду на свидание со всемогущим Господом, прежде чем мои сыновья возмужают? Эйрик сможет? Думаю, да. Я верю, что он хёвдинг, способный повелевать другими. Глубокого разумения ты в нем не найдешь, но он и не кровопийца из худших. Лишь одна мука гнетет меня сильнее прочих: уступит ли он престол, когда возмужает мой старший сын?

Конунг смотрит в лицо мне, а я ему, я знаю, что его судьба – и моя тоже: в день, когда недруг займет место Сверрира, я буду мертв. Он говорит – и внезапно улыбается, с какой-то мальчишеской радостью в глазах, которую я всегда так любил в нем:

– Наилучшим будет, если он пройдет испытание, и всемогущий Господь осудит его на бесчестие. Тогда Эйрику ничего не останется, кроме как бежать из страны. Но я думаю, кое-кто из его людей предпочтет остаться на моей службе.

Он молчал. Я знал, что он вновь вручает себя судьбе, скорой на решения, – взвешивает на точнейших весах способности каждого, – и готов прикрыть правду неправдой.

Но не в себе самом.

…. Конунг говорит:

– Сперва мы созовем хёвдингов, знатных бондов и влиятельных горожан. Пусть соберутся в покоях конунга.

И так свершилось.

***

Они пришли приветствовать конунга, и я разглядывал их. Здесь стояли наши собственные хёвдинги – ныне не те, что первые, последовавшие за Сверриром. Ныне упитанные, тогда тощие, ныне разодетые, тогда изодранные, в башмаках – биркебейнеры! – с бородами и волосами, познавшими благодать гребня, с руками, больше не смердящими от крови после битв. Здесь стоит Гудлауг Вали – любитель роскошной одежды, изнеженный – не то что когда впервые пришел в отряд конунга Сверрира. А вот Свиной Стефан, наш приятель из Киркьюбё, наименее изменившийся с тех пор. Я видел и одного из новых людей, окружающих Сверрира – Барда сына Гутхорма из Рейна, также разодетого, будто собрался в Ромаборг поклониться святому папе.

Тут меня осеняет:

Это наши люди. Мы можем положиться на них, даже если они утратили былую силу. А что другие – горожане Нидароса и бонды из восьми фюльков Трёндалёга? Стерпят ли еще раз пяту конунга, или того лучше: покорятся без нажима? Я понял сразу: хитрые лисы почуяли, что два сына конунга лучше, чем один. Можно пойти к другому, если первый отказал тебе в твоем праве. Ты ведешь игру с обоими, и ни один не посмеет тебя надуть, а ты надуваешь обоих.

Конунг говорил. Но думаю, что Сверрир впервые в своей жизни просчитался. Он должен был клясться всемогущим Сыном Божьим и девой Марией, говорить величественным, завораживающим голосом, со щелкающим под словами бичом, с невысказанной угрозой, а потом – приятная улыбка и обещания, имеющие не вполне ясную форму. Вместо этого он говорил, как человек в сомнении. Правильно или нет допускать Эйрика до испытания железом? Дайте мне совет! Он должен был затянуть свой приказ петлей на их шеях. Дать им свое решение – и замолчать. Сейчас он говорил красивые слова. Просил их поддержки – и не получил ее.

Вышло так, что люди встали и сами отдали конунгу приказание. Они сказали:

– Это твой долг, государь, предоставить всемогущему Господу судить, конунгов сын Эйрик или нет…

Они больше не были людьми, поющими с чужого голоса. Это были люди с собственными голосами, набравшиеся мужества быть услышанными в чертоге конунга.

И Сверрир боязливо отступил.