Когда глаза смогли собраться в кучку, я чуть плывущим от удара взглядом осмотрела охуевших, просто охуевших — другого слова для описания их лиц не существует, — гостей, сказать честно, даже Инесса была в шоке от поступка отца, я кое-как, опираясь о стену, поднялась на ноги.
Судя по тому, что закрывала глаза я на ногах, а открыла на коленях, от удара я на пару секунд потеряла сознание.
Видно, разозлила я его знатно.
— Скройся с глаз моих, — бросил он через плечо, даже не смотря, в сознании я или нет, и сел обратно за стол.
Из гостиной я буквально выползала, задыхаясь от злых слёз. Ну ничего, сука, я тебе ещё устрою, обещаю!
Пока я переодевалась с чугунной головой и дикой болью, мельком слышала с первого этажа ругань Ольги, которая горячо отчитывала батю.
Кинув в рюкзак сменную одежду, заработанные деньги и предметы первой необходимости, распахнула окно, всей душой предчувствуя долгожданную и заветную свободу, перекинула ногу через подоконник и зацепилась ей за карниз, сползая вниз.
Двери Пустоты я распахивала с широкой улыбкой и распушёнными волосами под шапкой, которые скрывали огроменную шишку и тёмно-синий синяк, красовавшийся у меня на лице.
— Бят, — Ким, перебирая в руках бумажки, бегло взглянула на меня, сверилась с документами и продолжила: — Сейчас быстро переодеваешься — и в бар, открытие через час. Антона всю следующую неделю не будет, он на больничном, поэтому ты временно из второго бармена превращаешься в заведующую баром, так что все пиздюли будут именно тебе. Так, вроде, всё. А теперь работать, живо, Палыч не в духе сегодня. — И девушка скрылась на кухне, оставив меня в свете неяркого софита, который отлично освещал широкую улыбку. Мою искреннюю улыбку.
Надо будет позвонить Антону и узнать о его самочувствии, а сейчас надо одеваться для работы.
За баром каждый, кто заказывал выпивку, хвалил мой наряд. Ещё бы не похвалить чёрные кожаные шорты и завязанную на груди рубашку.
Но это были не те грязные комплименты, которые поступают проституткам, нет — это были просто комплименты простому симпатичному бармену.
Некоторые звали замуж, другие выпить, третьи потанцевать, но никто не предлагал ничего пошлого.
И, как ни странно, теперь я справлялась со всем баром. Успевала угодить каждому клиенту и каждому улыбалась.
Народа сегодня было достаточно, и с каждым надо было поговорить. У каждого была своя история, и каждую мне хотелось выслушать! И я слушала. С наслаждением окунаясь в чужой и незнакомый мир людей, которые выворачивали мне душу, а оказавшись выслушанными, уходили с пьяными и счастливыми улыбками на лицах.
Когда электронные часы показывали четыре утра, народ стал потихоньку расходиться — сегодня же уже понедельник, нормальным людям на работу, а мне в школу через три часа уже. Эх…
Сонно протирая фужеры, я оглядывала почти опустевший зал. Леденящие глаза, прожигающие дыру в груди, были уже не такими леденящими. Скорее прохладненькими такими.
То ли это усталость, то ли это я такая дура, но я стала смотреть на этого идеального мужчину совершенно с другого ракурса — он уже не был тем идиотом и дауном, который одним своим видом доводил меня до состояния крайнего бешенства. Теперь же, посмотрев со стороны, я вижу это каким-то извращенным видом флирта. Я же говорила, что я дура.
Голова кружилась, и спасало только то, что я выцедила кружки три крепкого кофе, и именно он не давал мне вырубиться окончательно.
Но больше всего меня волновали не мои житейские проблемы, а полный игнор со стороны Милы. Это пугало, потому что раньше девушка отвечала на мои звонки в любом состоянии, а сейчас я не могу дозвониться до неё уже третий день. Надеюсь, у неё все в порядке.
— Громова, ты вообще живая? — спросил незаметно подошедший мужчина. И незаметно подошедший не потому, что он скрывался, а потому, что я уже минут тридцать пялюсь в полупустую бутылку ликера. В голове абсолютно пусто.
— На ногах стою, значит, живая, — откликнулась я, решительно растирая щёки, тем самым сгоняя сон на нет. — Вы хотели что-то? — От этого “Вы” он неприязненно поморщился.
— Громова, давай уже на “ты”, а? Тем более, после того, что между нами было, я уже должен отдать тебе ключи от моей квартиры, — он широченно и довольно-таки мило улыбнулся. Мужик, где спрятана твоя вечная батарейка, что в пять злоебучих утра ты так энергично мелькаешь передо мной?
— А что между нами было, Александр Андреевич? — Я спрятала бутылку за стойку и стала протирать деревянную поверхность специальной тряпочкой. — По сути, ничего не было.
Он посмотрел на меня так, будто я абсолютная идиотка, которой уже в принципе помочь нечем, осталось только добить, но потом его брови изумленно взлетели вверх:
— Громова, твою-то мать за левую пятку, ты что, серьёзно ничего не поняла?
— А что я должна была понять? — не менее удивленно спросила я. Что ещё это я не поняла?