– Ефим Ильич Рыжиков? Капитан госбезопасности Беспалов. Вам придется проехать с нами, – предъявил служебное удостоверение начальник оперативно-следственной группы.
– Что случилось? – сразу все понял Рыжиков, заметив в руке капитана знакомый сверток из льняной ткани.
Осознавшая печальный поворот событий Аннушка с нахлынувшими слезами бросилась на шею мужу:
– Фима! Как же так!
– Успокойся, Аннушка, все будет хорошо, не волнуйся и береги детей…
– Да-да, конечно, вот я собрала на первое время, – вытирая слезы, Аннушка передала мужу матерчатую сумку с нехитрыми пожитками.
На первом же допросе в мрачном кабинете Фима понял, что задержан за нарушение правил о валютных операциях и спекуляцию валютными ценностями, во всяком случае, именно так звучало обвинение в его адрес. Но одних обвинений, разумеется, было недостаточно, и теперь Беспалов пытался выяснить, откуда у Фимы в спальне появилось царское золото.
– Что вы можете сказать о том, как в вашу спальню попали золотые монеты?
– Купил.
– Где, когда, у кого?
– Не помню, на рынке, наверное. Оно ж недорогое…
– Недорогое? Монеты царской чеканки 1867–1868 годов? – к этому моменту криминалисты успели доложить Беспалову о результатах экспертизы.
– Скажите, Рыжиков, откуда у заведующего овощным складом заготовительной конторы с официальной зарплатой в 100 рублей деньги, на которые вы в состоянии купить царские золотые червонцы? Воруете? На самом деле думаете, что я мучаюсь вопросом, откуда у вас такие средства? Не понимаете всю серьезность вашего положения! Неужели не знаете, что вам грозит? В Советском Союзе за такие преступления карают смертной казнью! Говорите, откуда монеты!
Фима с малолетства умел филигранно считать деньги, сумел построить свою жизнь в неплохом достатке, но не бояться сильных мира сего он так и не научился.
– Купил в Кишиневе у антиквара, – тихо выдохнул Фима с огорчением.
– Сколько штук?
– Тридцать три червонца.
– Где остальные монеты?
– Зубы жене делали, я одному зубному технику отдал…
– У зубного техника фамилия не Раскин, случайно?
– Если вы все знаете, зачем спрашиваете?
– Надеюсь, вы понимаете, отпираться бесполезно, поэтому жду подробного рассказа.
Беспалов встал, направил единственную включенную лампу в глаза Рыжикову и подал знак человеку, сидящему за столом в углу. Как только испуганный Фима начал говорить, человек без лица застучал на пишущей машинке. Задержанный рассказал как на духу про поездки в Кишинев, о том, как впервые встретился с антикваром, что экономил на командировочных расходах и выкраивал на покупку золотых монет для протезирования. Единственное, что утаил, это ежемесячные таинственные появления денег в кошельке.
В это же время в другом кабинете на допросе молчал Раскин, он же Броутман, наученный горьким опытом, что чистосердечное признание лишь усугубляет вину и добавляет срок. Ни хороший, ни плохой следователь не добились от бедняги хоть какого-нибудь результата, ибо к бранным словам и пыткам Рудик привык, отбывая десятилетний срок в далекой сибирской колонии.
26
Ранним утром Марк Наумович искупался в обжигающе холодном Балтийском море, присел на гладкий бело-желтый песок и закурил, наблюдая за одинокой фигурой, плывущей к берегу где-то там вдалеке. В накатывающихся темно-синих волнах с белыми барашками голова то исчезала, то появлялась вновь. Вдруг яркие лучи солнца осветили водную стихию, а человек исчез. Какое-то время Бородин с тревогой вглядывался в морскую даль, но, толком так никого и не заметив, бросился спасать тонущего пловца. Мигом доплыл до места, где голова человека появлялась в последний раз, несколько раз нырнул в прозрачную воду и, наконец, заметил ниспадающую сгорбленную, ослабленную фигуру немолодого мужчины. Схватил за волосы и потащил к пустынному берегу, чтобы там, на песке, заставить утопленника вернуться к жизни. Марк с детства помнил нехитрые упражнения «рот в рот», так что ему понадобилось всего несколько минут усердных движений, чтобы из легких бедняги выплеснулся поток воды, и он начал дышать. На большеглазом лице седовласого человека появилась вымученная улыбка.
– Спаситель мой, спасибо вам, любезный…
– Да не за что, – присел рядом Марк, – как-то вы далеко заплываете, беспечно для своего возраста, милейший…
– Думал, не доплыву, так и не доплыл… Разрешите представиться, Давид Зиновьевич Гольдман собственной персоной!
– А я – Марк Наумович! Как вы себя чувствуете?
– Для живого утопленника вполне сносно, – старик тяжело вздохнул и замолчал. Прищурившиеся глаза и легкое дрожание ноздрей выдали волнение.
– Ради такого повода, по случаю удачного спасения, предлагаю пропустить стаканчик! – приподнялся Гольдман.
– Прямо с раннего утра? И часто это с вами?
– Никогда прежде. Но все когда-нибудь бывает впервые. Как и мое второе рождение, так что, Марк Наумович, прошу пройти в одно местечко, вам непременно понравится!
Старик разлил вино по стаканам, не дожидаясь тоста за здравие, чокнулся со случайным собутыльником и выпил залпом. Тут же налил второй стакан.
– Чем занимаетесь, Марк Наумович?