Координата поврежденности

– Да, хотя до сих пор сложно в это поверить. Кажется, только вчера поступил, – взгляд стал затуманенным, словно актер погрузился в прошлое. Мин почувствовал ниточку родства, ему были знакомы эти чувства. Он сам не понимал, как шесть лет могли пройти сквозь пальцы в одно мгновение.

– Нонг'Дели говорила, ты снялся в лакорне. Ты изначально собирался заняться актерством или это временное увлечение? – продолжал проявлять интерес Мин.

– Это всегда было моей мечтой. Я проходил сотни кастингов, но все впустую. Пришлось похудеть, изменить прическу, начать ухаживать за собой и самостоятельно практиковаться в актерском мастерстве и, наконец, когда я уже отчаялся и думал, что после выпуска буду работать по специальности, год назад все изменилось. Хотя диплом все равно меня радует, это важно для моей мамы, а ее счастье для меня – лучшее утешение, – парень говорил с такой теплотой о матери, что его сердце неприятно заныло. Обычно молодые люди их возраста обсуждают количество девушек или дорогие машины, но не любовь к своим матерям. Вступать на эту территорию Мин отказывался.

– Пи'Сэинт, я так завидую тебе, твоя мама такая понимающая, а моя только и знает, что тиранить. Я и так еле уговорила ее, чтобы она не отправляла меня в пансион в Швейцарии и позволила окончить школу здесь.

Мин с каждым словом уходил от реальности все дальше, будто тело находилось под водой, и вместо слов наружу вырывались лишь хрипы. Он воспринимал происходящее как глубоководная рыба: десятки километров темной воды под давлением до поверхности. Он прекрасно знал эти симптомы, но надеялся, что больше не придется иметь с этим дело. В голове на безумной скорости проносились картинки, слишком ужасающие, чтобы их помнить, но настолько неизгладимые, чтобы изгнать их навсегда из сознания.

– Ты в порядке, Пи'Мин? – Дели прикоснулась к нему, однако он не отреагировал. Лишь когда она потрясла его чуть сильнее, он очнулся. Мин оглянулся и понял, что до сих пор находится на показе, и на него уставились не только Дели и Сэинт, но и остальные.

– Ох, наверное, ты все еще скучаешь по матери, – сказала та самая знакомая. Кулаки сжались, а желваки заиграли на лице от злости.

– Ох, прости, Пи'Мин! Я забыла, что она умерла. Постоянно болтаю, совсем не подумав, – бесцеремонно воскликнула Дели.

Он не любил насилие, а применять его к женскому полу и подавно не планировал, однако сейчас был близок оступиться. Сохраняя последние капли спокойствия, он произнес хриплым голосом:

– Простите, я отойду на минуту, – и не задерживая ни на ком взгляда, выскользнул из общего зала.

Мин был зол. Очень зол. Вот поэтому он ненавидел быть в этом обществе, ведь рано или поздно все вспоминали, кто он такой, и строили теории, что же довело семью Вонгратов до трагедии. Поэтому он и присоединился к игре Мары. Он хотел убежать от себя и своего прошлого – притворяться кем-то другим было так легко, в то время как реальность оставалась совсем другой. Антонимом всего простого.

Слишком много всего он подавлял в себе годами. И были воспоминания и чувства, которыми не хотелось делиться и обсуждать ни с кем и никогда. Ковырять раны – в этом не было смысла, в раннем возрасте на это и так было потрачено достаточно времени. Ничего уже не изменить, и он старался уйти от этого как можно дальше. Сделать так, чтобы при каждом упоминании не вздрагивать, не распадаться на тысячи мельчайших частиц. Но иногда он терял бдительность, и сегодня был именно такой момент.

Это была вина Лайта. Если бы парень не появился в его жизни и не переехал в его дом, Мин сейчас бы не находился в такой ситуации: не согласился на идиотский заказ Мары, не поступился собственными принципами, не позволил толпе упивающихся зрелищем людей видеть момент своей слабости.

Все их беспокойство было притворным, никого на самом деле это не волновало. И тем более не волновал он сам. Они забудут об этом уже через минуту, в то время как мир кого-то одного рушится. Он ненавидел эту малосердечность в людях, но хуже всего то, что он был таким же. А может, даже хуже многих из них – вовсе бездушным.

Он вышел на небольшой балкон, чтобы побыть в одиночестве, но услышал, как стеклянная дверь приоткрылась и, повернувшись, увидел Сэинта. Тот нерешительно переступал с ноги на ногу, будто был не уверен, должен ли тут находиться. И это было правильно – Мин не понимал, что парень здесь делает.

– Прости, что тревожу. Наверное, ты хочешь побыть один, – Мин не спешил отвечать. Он был зол, однако поведение актера говорило о том, что Сэинт чувствует себя виноватым, и это создавало между ними связь, которую он и не рассчитывал установить так быстро. Если Сэинт был так обеспокоен чувствами других людей, сейчас тот жалел его.

– Не всегда получается так, как мы того хотим, – прохрипел он. Пускай, пусть жалеет. Он просто выяснит необходимое и забудет об этом. Что ему до того, что подумает этот парень или все остальные? Пусть жалеют или злорадствуют.