– Вы расстались после аварии? – не удержался он, даже понимая, что пересекает проведенные собою же границы. Они не были друзьями или хотя бы приятелями. Мин сам ненавидел бестактность так же сильно, как и глупость, однако позволил себе забыть об этом, пока они не вернутся к «нормальной жизни».
– Авария была лишь одной из причин, но не основной. Отношения измучили меня, так что после расставания я не жалел, что все закончилось, – горько улыбнулся парень, непроизвольно водя пальцами по поверхности пола.
– Как долго это длилось?
– Такую информацию не удалось откопать? – улыбка превратилась в хищную ухмылку. – Между нами всегда что-то было, с самого начала, когда мы начали учиться вместе, хотя отрицание и упрямство заняло много времени. Почти до самого выпуска со школы.
– Поэтому я и не завожу девушек, – покачав головой, сказал он.
– Как и я.
– Хочешь сказать, что после ни с кем не встречался?
– И это тоже.
– То есть… подожди, с тех пор прошло шесть лет. У тебя никого не было после аварии и решения стать врачом? – уточнил, приподняв бровь. Он был удивлен не самим этим фактом, а тем, что конкретно Лайт говорит подобное. Он начинал понимать, насколько же информация, которую раскопали люди Мары, оказалась неполной. Эта была лишь обертка, а внутренность оставалась нетронутой. И поскольку он ошибся в этом парне, каждое следующее открытие о нем с трудом укладывалось в голове.
– Я был занят учебой, а она всегда занимала много времени. Оставшуюся малую часть я посвящал близким и музыке. Плюс, став старше, проходить через подобное вновь не смахивало на хорошую идею. Когда ты неопытен и совсем юн, любовь кажется волшебной сказкой, но потом понимаешь, на самом деле любовь – это всегда риск. Она опасна. А после аварии лучшим другом для меня стала безопасность.
Слова Лайта отражали то, к чему склонялся он сам. Он не мог так легко, как Бест, найти себе правильного человека; не мог даже, как Мара, наслаждаться свободой выбора. Да, он время от времени развлекался, однако всегда бежал: в ситуации с отцом, с учебой, с будущей работой. Он всегда убегал или, наоборот, стоял на месте, игнорируя то, что беспокоило больше всего. Словно, если притвориться, все и впрямь исчезнет. Так мог пройти год, за ним еще один. В целом все казалось сносным, однако внутри обжигала сквозная рана неудовлетворенности, которая никуда не исчезала.
Лайт продолжал и не замечал, как он все больше хмурится, слушая его откровения:
– Мне нравится быть одному. Я наблюдал за друзьями, которые начинали и заканчивали отношения, и самому повторно впутываться в это не тянет. Слишком много головной боли, слишком мало пользы. Я не могу, как в прошлом, отдать всего себя, а после быть растоптанным. Быть одному – комфортно и не так уж ужасно, как многие считают, – парень будто был горд сделанному выводу, и под конец даже хмыкнул.
– Ты… более циничен, чем мне представлялось.
Ему было знакомо одиночество, однако в отличие от Лайта, он не выбирал его сам – его туда бросили, и он научился в нем жить. Мин понял, что одиночество – не фатально. Оно могло стать лишь поводом, но не основной причиной для гибели. Таков был его собственный вывод.
– Я не циник, а реалист. А ты? Почему играешь в странные игры с отношениями? Еще одна причуда богачей или есть другая причина?
Мин знал, что рано или поздно они дойдут до этой темы. Хотя в отличие от семейных тайн, в этом вопросе уже нечего было скрывать, Лайт и так оказался в самом эпицентре этих делишек.
– Бар, куда ты приходил, принадлежит моей подруге. Сначала я просто зависал там, а однажды узнал, что она промышляет такой забавой, и мне стало интересно.
– И в чем суть?
– Все объекты кем-то «заказаны» в отместку за разбитое сердце или предательство. Я и еще несколько других человек, желающих принять в этом участие, вели собственную игру, чтобы заказанные люди почувствовали то же, что и те, кому они сделали больно.
– Хочешь сказать ты, как Робин Гуд, только в любовных делах? Помогаешь не беднякам, а пострадавшим от измены?
Не могло не удивить, что Лайт продолжал иронизировать. Казалось, что весь такой благородный и сердобольный будущий доктор будет не в состоянии понять его точку зрения на эту ситуацию.
– Вряд ли кто-то так считает. Но после всего этого дерьма с Наной, это был последний раз, когда… – и тут он вспомнил о Сэинте. Они должны были встретиться вчера. Хотя среди всех его проблем, эта казалась самой незначительной.
– Надеюсь, остальные девушки были не так безумны, как эта, иначе сомнительное развлечение выходит, – поддел Лайт, и он бессознательно ответил на улыбку. Это было по странному приятно. А еще удивительно, потому что в парне напротив он не нашел признаков осуждения.
– Нет, это Нана сумела отличиться. И знаешь, эти безумства начались с твоего приезда. Именно в тот день, когда отец нас познакомил, я порвал с ней, и началось, – в интонации не было настоящих обвинений, лишь подтрунивание, поразившее его самого.