Координата поврежденности

Мин шагнул в квартиру, которую заполонил плач. Это?..

– Задержался из-за Прим. Устроила тут истерику.

Они прошли в гостиную, где на диване сидела девочка, уткнувшись в подушку, и содрогалась от рыданий.

– Что случилось?

Стоило признать – эта картина пугала. Ему не доводилось иметь дело с детскими слезами, да и Прим казалась бойким ребенком, не способным разреветься из-за пустяка. Может, узнала секрет Лайта? Но тут девочка оторвалась от подушки, заметила его, и ее лицо неожиданно вытянулось от злости.

– Пи’Мин, это ведь не правда, да? Скажи, что ты не встречаешься с моим братом!

Мин так и застыл на месте.

На прошлой неделе он выстоял разговор с отцом, который, вопреки всем законам мироздания и здравого рассудка, поддержал его, но теперь нервно сглотнул, опасаясь ярости на детском личике. Это был неизведанный ему ранее вид опасности, на который нельзя отреагировать ни ругательством, ни физической силой, ни ледяным взглядом. Он не представлял, как лучше всего ответить.

– Тебе не стыдно вести себя так? Успокойся! – Лайт терял последние капли терпения. Они с сестрой волком смотрели друг на друга, как два врага в эпицентре войны.

– Ты украл у меня Пи’Мина! Я уже рассказала девочкам в классе, что мой жених живет в замке. Я хотела отпраздновать там свой день рождения.

Мин понимал, что не время смеяться, да и Лайт выглядел по-настоящему сердитым, и все же про себя подумал, что это мило. Его впервые умиляли женские слезы, пролитые из-за него.

– Будет тебе уроком не болтать глупости!

Девчушка презрительно отвернулась от Лайта и подбежала к нему, вцепившись в руку.

– Ничего, если тебе нравятся и девочки, и мальчики. Просто дождись, когда я вырасту. Тебе не нужен этот противный неряха! Я буду намного красивее и умнее его, когда стану взрослой! И я ведь обещала, что буду хорошо учиться, чтобы стать как ты, Пи’Мин.

Он не знал, что на это ответить. Лайт снова его спас.

– Марш в комнату, ты под домашним арестом! Когда мама вернется, я расскажу ей, как ужасно ты себя вела.

– Это ты ужасный! Ты украл того, кого люблю я! Братья так не поступают!

И девочка убежала, громко хлопнув дверью.

Лайт устало поднял с пола подушку, брошенную Прим, и положил ее обратно на диван.

– Иногда я не понимаю, в кого она такая бесстыжая. Мама ее разбаловала, – с порицанием ворчал парень, не приглушая голос, будто специально стремился, чтобы младшая сестра услышала. В ответ раздалась громкая музыка, и Лайт застонал. – А ведь она еще даже не подросток. Мне уже страшно, что грядет… Пошли отсюда. Мне срочно нужна доза кофеина.

– Она, оказывается, серьезно настроена в отношении меня, – правдиво удивился Мин, когда они вышли и спускались по лестнице.

– Ты в ее глазах прекрасный принц, а я, должно быть, злая мачеха или сводная сестрица.

– Как она узнала?

– Я говорил с мамой по телефону и рассказывал, что мы сегодня идем на концерт, а она пожелала, чтобы свидание прошло удачно. И пока мы болтали, Прим услышала часть разговора. Я пошутил, что сбылась ее мечта – нашелся человек, который заберет меня, и для нее здесь освободится комната, а она устроила целое шоу из-за этого.

Иногда предугадать реакцию близких попросту невозможно, даже если и знаешь их очень хорошо. Никто и предположить не мог, что из всех членов их семей самый большой скандал из-за их отношений устроит не отец Мина, а одиннадцатилетняя сестра Лайта.

Мин до сих пор с трудом верил, что все происходит взаправду. Он встречается с Лайтом, отец понял его и не препятствует, но главное – ему больше не нужно работать в «VN Medicine». Впервые в жизни он может быть тем, кем хочет. Не сыном известного доктора. Не наследником огромного бизнеса. Не бездейственным виновником смерти матери. Не поврежденным мальчишкой.

Он собирался быть собой. И рядом будет правильный человек. Розоволосый докторишка, играющий на барабанах и… с его сердцем. Мин намеревался стать любимым инструментом Лайта.

* * *

Концерт был неприлично громким, угрожающим повредить барабанные перепонки и неистово запоминающимся. Они с Лайтом наслаждались им сполна. Страсть к музыке вывелась общей меткой на их телах невидимыми чернилами. И пускай они чувствовали себя зажатыми, как рыбешки в консервной банке, и пропитанными запахом бедности и пота, Мин бы легко обменял свои устаревшие болезненные воспоминания в роскоши на это мгновение.

– Тебе понравилось? – спросил Лайт, когда они вместе с толпой двигались к выходу по окончании концерта.

– Да, – горло охрипло. Ощущение свободы опьянило Мина.

Все казалось настолько непривычным, что он каждый раз напоминал себе – это его новая реальность. И весь этот азотный вакуум невольных поступков, хрупкий кислород обещаний и аргоновые бесцветные обязательства, в которых терялся диоксидный углерод надежд, и в самом деле превратились в воздух, которым он отныне дышит. Дышит вольно и счастливо.

– В следующий раз можно сходить с Бестом и Марой, – предложил Лайт.

Мин посмотрел на него так, словно Лайт предложил гнусность.