– Ну, никто так долго не отказывал мне.
– А вот сейчас начну разочаровываться, – съязвил докторишка. – Таким, как ты, необязательно кичиться. У других тоже есть глаза, они и так видят.
– Видят что?
– Я не собираюсь тешить твое самолюбие.
– Что я хорош собой?
– Вот, ты сам прекрасно осознаешь! Даже Нонг’Кванг так сказала.
– Стой… ты с ней встречался?
Имя девушки прочно врезалось в память. Мин до сих пор помнил, как сжимал ее руку, пока та рожала в его машине.
– Да, мы поддерживаем связь. Ее семья приглашала нас на ужин, чтобы еще раз отблагодарить, когда ты уже улетел. Я пошел один, и мы немного поговорили о тебе. Она сказала, что только в больнице хорошо разглядела тебя, и ей стало стыдно, что такой красавчик лицезрел ее в такой интимный момент, – пошутил Лайт.
– Я не особо рассматривал, знаешь ли.
– Помню. Пришлось тебя ударить, чтобы ты вообще остался в сознании. Прости еще раз за это.
Да уж, не самый героический момент его жизни. Хотя Мин никогда и не стремился быть героем.
– Нашли тех ублюдков?
– Да, но они отделались только судом, ведь фактически ничего с ней не сделали. Попытку изнасилования достаточно сложно доказать. Хотя ее сестра со своим парнем сами вроде как разобрались с ними.
– Наш мир полон дерьма.
– Но и хорошего хватает. Она счастлива с малышкой. Знаешь, как назвали? Ваан. Она действительно сладкая[67]
. И все же надеюсь, в роли акушера-гинеколога я никогда больше не побываю. Уж лучше оперировать голову пациенту под наркозом. – Лайт по-прежнему шел к цели стать нейрохирургом.– Чем быть между женских ног? Ты так уверен в своих предпочтениях, – усмехнулся Мин, возвращая в атмосферу тающую, как масло, легкость.
– Ты с головой побывал там за нас двоих. – Лайт скривился.
– В прошлом. Сейчас я сосредоточен
Мин считал ревность опасным чувством, в котором, если переборщить, можно захлебнуться. Однако она могла быть и другой. Например, милой, если горела ярким багрово-черным огнем по краям радужек, в центре которых он видел свое отражение. Ему нравилось отражаться в глазах Лайта.
– Хочу знать, что тебе во мне нравится, – просьба сорвалась с языка неожиданно. Он поддался спонтанному порыву. Этот новый вид ребячества – влюбленно-волнующий – заполнял его до краев.
– Ноги.
Мин ожидал, что Лайт будет отпираться, однако тот так быстро ответил, что он даже не сразу осознал ответ, а после искренне удивился.
– Ноги? – Он ожидал чего угодно, но только не этого.
– Да, они у тебя непозволительно длинные. Выглядит круто.
– Ты помешан на том, что выглядит круто.
– Хватит дразнить меня.
– Ну, я рад, что тебе нравится. Никогда прежде не был так благодарен своим ногам.
– Придурок, – вырвалось из Лайта с тихим смешком.
– Ты тоже крутой.
– Наглая ложь, но спасибо.
– Нет, правда. – Лесть не пронимала Мина, да и для других он никогда особо не старался. – Ты был крутым, когда побежал спасать меня, несмотря на мои обвинения и поведение перед этим. Или когда на равных говорил с моим отцом. Но самым крутым, когда поведал мне правду о себе.
– Не боишься пожалеть?
– Быть с тобой? – В ответ кивок. – В моей реальности мало что делало меня счастливым, я к этому привык и научился так жить. Но когда узнаешь, что может быть лучше, даже страх не в силах преодолеть эту тягу. С тобой лучше, чем без тебя. Ты – мое «лучше».
– Ты тоже смелый, – сказал Лайт, улыбаясь ему уголками губ.
– Значит, мы – честные, грустные и смелые. Звучит и вправду круто. Поздравляю, ты добился цели, можешь больше не краситься ради этого.
– Мне нравится этот цвет. Отстань. – Лайт погладил свои волосы, словно утешая их.
– Когда я впервые увидел тебя, то подумал, какой вульгарный цвет, а теперь мне и самому нравится. Это так странно.
– Мин, прекращай.
– Что прекращать?
– Мое сердце не каменное.
Мин это знал. Оно гибкое и мягкое. Понимающее. Сильное. Страстное. Бездонное.
Никакая звезда с небес не падала, но он все равно загадал желание. Парень, который не верил ни в судьбу, ни в рок; который жил с рациональностью в крови и грубостью на языке. Закрыв глаза и стараясь растянуть этот момент на бесконечные полосы счастья, Мин хотел одного: пусть человек рядом с ним направит на него все чувства, копившиеся годами в этом маленьком теле и большом сердце.
Чувства делают людей глупыми, нерациональными, внезапными и зависящими. Мина тянуло пройтись и по этой дорожке – познать любовь и утонуть в ней. Он знал, что брать с людей обещания, которые они могут не сдержать, за пределами его системы координат. Однако был готов отпустить свою боль и злость, так долго пожиравшие его изнутри, подобно паразиту. Он сам его выкормил и пригрел. Но Мин устал от поврежденности души и собирался залатать ее. И вместо обещания он мог попросить.
– Ты должен мне просьбу, помнишь?
– Уже придумал?
Воспоминаниям не под силу победить настоящее. У памяти есть пределы, в то время как настоящее безгранично в этот самый момент. Особенно если ты свободен и счастлив.
– Не становись воспоминанием. Оставайся моим настоящим.
_________________________________